раз я играл 16 лет назад. В Диабло-эС. До самого последнего дня перед анабиозом, – Зэнд отломит кусочек багетки, положит на него кружочек колбасы, предварительно сложив его пополам, с наслаждением откусит и сделает глоток чая. Его давно никто не одёргивал, и это надо было как-то переварить вместе с бутербродом.– Диабло-эС я ещё даже застала. Тайком от бабушки играла. Осваиваю Диабло-эКС. О-очень продвинутая версия. Диабло-Вай будет ещё круче, – в интонации девушке вернётся утраченное было восхищение, смешанное ещё и с тенденциозным апломбом, – но в гостинице в него не шибко поиграешь. Плойка тут с температурными и ударными блокировками. Мой прадедушкин друг явно завис. С его лётным стажем! Мог бы незаметно в комбез. А Вы Троянцев и Данайцев тоже на Марс отвозили?
В этот момент Ахмат МакМёрфи вернётся на балкон, столь же грациозными движениями, как и уходя, займёт своё место за столом, нальёт себе чай, растворив в чашке два кусочка сахара, добавит сливки, определённо не молока, судя по визуально сравниваемой плотности выливаемой из молочника белого цвета жидкости, и вопросительно посмотрит на Зэнда. Тот напряжётся. “А что, если он слышал и понял?” Стать свидетелем даже самой незаметной реакции этого филолога и, как выяснилось, ещё и космолётчика на за глаза предложенное этой весёлой девочкой оправляться в комбинезон как-то не будет улыбаться. А, впрочем, какое ему дело…
“Yes. And Lysithea”.
“My parents called this project useless”.
“I would agree with them. But it was generously compensated”.
“From everyone’s pocket”, – Сельма как-то явно зазвучит в этот момент серьёзней, с долей абстрактной отчуждённости.
Зэнд станет припоминать, что фамилия Устинов ему знакома и знакома в контексте спутников Юпитера. Несхожести степени пигментации кожного покрова Сельмы, светлого цвета волос и явно выраженных монорассовых черт лица соотносительно с её сверстниками, жителями Земли, и с подавляющим большинством представителями старших поколений, а также атавистический сленг начнут объясняться.
МакМёрфи, откинувшись в кресле и не отрывая взгляда от опустошаемой чашки под аккомпанемент постукивания тонкого фарфора о блюдце с сопровождающим звоном лежащей там ложечки, словно не будет прислушиваться к этому обмену информацией и выражению мнений. Чаепитие, однако, довольно быстро закончит. С тем же почти неизменным набором звуков поставит свой индивидуальный комплект посуды на стол. Сопровождая момент исчезновения этого гармоничного сочетания металла и керамики улыбкой, взор свой поочерёдно направит на Сельму и Зэнда и произнесёт учтиво:
“I was very happy to get acquainted with you and I wish you safe and short flights”.
“Oh, thank you”, – ответит Зэнд и поймёт, что обращается тот и к Сельме.
Сельма вкрадчиво мяукнет в ответ, а когда Зэнд, стараясь оставаться невозмутимым, посмотрит в её сторону, то обнаружит, что дрескодовый комбинезон сменится на домашний, и на руках у неё будет сидеть редкой породы кошка, тёмно-серая, а кончики лап и морда чёрные, и глаза, при том, светло-фиолетовые. Ахмат покинет балкон, жестом показывая Сельме, что нет надобности провожать его до выхода из номера и тем более дальше.
