Земля – Венера – Земля. Константин Дорфман-Мартынов

      (У нее получится – «опаля-яно». С переходом на родной язык в голос Сельмы добавится эдакое вкрадчивое подмяукивание)

      – Извините, – будто бы всерьёз поинтересуется Зэнд, – а колбасы у вас нет?

      Зэнд со стороны услышит в своём голосе ворчание хищного зверя и ещё представит свои глаза в темноте, как бы тлеющие голодным блеском; он даже сглотнёт слюну.

      Сквозь лёгкий смех с нарочитой гордостью утвердительно прозвучит:

      – У нас есть все, что нужно одинокому сердцу… ¹⁶

      “What does that mean?” – низкое контральто МакМёрфи обретёт некоторую еле уловимую степень раздражённости.

      “That means you’re still losing something with your multiple native and fluent languages my old good great grandfather’s friend”, – голос Сельмы будет звучать звонко и с задором.

      На столе появятся три чашки тонкого фарфора, украшенные выпуклым пастушьим орнаментом, на блюдечках, с лежащими на них в строго одинаковых положениях мельхиоровыми ложечками, чайник, сахарница, заполненная набранными из малюсеньких равносторонних кристалликов белыми кубиками, никелированные щипчики и маленький кувшинчик, наполненный почти до краёв белой жидкостью. Сахарница будет хрустальная, а все остальные предметы фарфоровыми, с рельефными рисунками подстать чашкам.

      “The entire British empire was built on cups of tea.16 But where is the promised sausage? Do you travel a lot?” – сперва в задумчивости произнесёт Ахмат, и после уже обратиться к Зэнду, а в ответ на его вопросительный взгляд добавит:

      – Я трохи розумію російську.

      Зэнд в интонациях МакМёрфи вдруг уловит что-то незначительное, что-то от склонностей характера человека, который привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись. “Профессор филологии. F….k me!” – пройдёт у него в мыслях протяжно на предпоследней словоформе,¹⁸и он снова постарается вспомнить, убирал ли он защиту на балконе.

      “I was flying a lot 20 years ago. I worked on the Moon for a while as a junior flight assistant, then as a contractor on transporting asteroids to Mars”, – пока Зэнд будет говорить, на столе появятся ещё две тарелочки, одна с ломтиками порезаной вдоль и поперёк белой багетки, а на другой блестящие тонкой жировой плёнкой над розовой плоскостью кружочки чайной колбасы: ”Every three-four month back home for a week. Then another shift. I had made really good savings. Then I got married and settled down on Earth. Then, surprise! We both had to make this new mandatory anabiosis. 14 years.¹⁹Then we got divorced a few month after waking up. You know… I got some sort of a retirement vacation for a couple of years. And here I am again, instead of going into a mandy anb one more time I am flying out of here. How do you call a milk jug in Ukraine?”

      – Молочник [мо’лочнык]. “And it means a dairyman too, and I bet it is same in Russian and sound almost same and the spelling is same. טביה דער מילכיקער – [Тевье дер милхикер] was one of my essay works about this story in the University. And it is from the 19th century too”.

      “In German from that century I know only Hauff and Hoffman. I was grown up listening to their fair tales”.

      “Tevye der milkhiker? It is in Yiddish. Sholem Aleichem”, – ответит Ахмат. Несколько серьёзно, почти неприязненно, а Зэнд тем временем мысленно продолжит отсчёт языков: “By the way Hauff wrote not only fair tales. He was also in touch with some Jewish thematic”,²⁰– скажет Ахмат далее, наблюдая как мимо почти на уровне балкона пролетит на невысокой скорости с выключенными сигналами EMS глайдер: “Looks like someone checked out” .

      “For that they should use underground vehicles”, – заметит Зэнд.

      “It could be someone important. Will you excuse me?” – Ахмат изящно и не торопясь поднимется из-за стола и зайдёт внутрь.

      Сельма, опустив глаза, тихо нарушит невольное молчание: