сильно кому-то врезать.
А потом стул полетел ему в голову и впечатался в скулу. Фрэнк упал, опрокинувшись на лопатки, а рядом с глухим стуком приземлилась отломанная спинка.
Пластиковые стулья явно недооценивали.
По лицу потекла вязкая струя. Фрэнк вытер кровь запястьем и отпихнул от себя обломки. Челюсть пульсировала, в голове звенело. Голоса Коннора и угреватого полицейского превратились в искаженный гул. Фрэнк видел, как открываются и закрываются рты, но слова разобрал только, когда Коннор присел рядом на корточки и проорал, наклонившись к самому полу:
– Когда падаешь, надо расслабляться, Флеминг. Я тридцать лет подставляю рожу козлам, набрасывающимся на меня во время допроса. За все это время у меня появились шрамы только на правом кулаке: иногда в ответ я бью слишком сильно. Самозащита для копа при исполнении – это ведь как ещё один патрон в обойме. Можно вынести мозги агрессивному ублюдку на законных основаниях.
Фрэнк приподнялся на локтях. В грудь ткнулся кончик дубинки – лазурнорубашчатый дерганым движением вскинул руку. Он стоял позади Коннора, уверенно расставив ноги и отклонив корпус назад. Впечатление портила только трясущаяся дубинка. Она стучала об пуговицу на рубашке Фрэнка, как зуб.
Клац-клац.
Фрэнк мизинцем отвёл дубинку в сторону.
– Вы ошиблись насчёт Байо, Коннор. Он не похож на моего кузена. Ничего общего. История, которую вы рассказали, не имеет ко мне никакого отношения. Детектива, сунувшегося в Гонг, звали Джек Бейс. И струсил он из-за того, что так и не научился твердо держать оружие в руке.
– Ублюдок!
Дубинка дернулась, взмыла вверх, а потом резко обрушилась вниз.
Наступила темнота.
Ему приходилось просыпаться где попало. Однажды это был мотель на побережье в Солус-порт – в богом забытом местечке на границе с округом Оэн. Дюны там подступали к самому океану. Простыни и дешёвый ковер в номере скрипели от песка. Он лежал на полу, а под затылком у него растекалась теплая лужа. Он старался о ней не думать. Смотрел на пулевое отверстие в зеркале над кроватью. Рядом на коленях ползала мать, собирая полотенцем кровь. В полумраке он видел ее неестественно расширенные зрачки – глаза наркоманки, только что принявшей дозу. Она не поворачивалась в его сторону. Даже когда он начал медленно отодвигаться к двери, чтобы выбраться из номера, ее интересовали только грязные пятна. Он боялся, что до нее наконец дойдет, откуда они берутся. Подсунул под затылок ладонь и прижал рану. Боль была такой острой, что он выдохнул – слишком громко. На него уставился пустой взгляд – точно такой же, как несколько минут назад, когда он зашёл в номер пожелать ей спокойной ночи. В ее руке в тот раз был взведенный револьвер. Сейчас она тоже тянулась к оружию.
Он встал. Повернулся спиной к матери и двинулся к выходу, не обращая внимания на поднятое дуло. Перешагнул через порог и услышал шарканье. Мать снова оттирала полы.
Тогда
