и ничего, не разводятся. К тому же мама не устаёт повторять, что дурные мысли имеют обыкновение материализовываться. Но разве я виновата, что дурные мысли всегда лезут вперёд хороших?
– Где Наташа? – будничным тоном поинтересовалась мама. Я завидую её умению игнорировать всё плохое и никогда об этом не упоминать, вроде как в приличных семьях это не принято.
– На кухне, с бабушкой чай пьёт, – как у доски отрапортовала я. Почему-то показалось, что мама накажет Наташу, если узнает, что та подглядела, как папа раскрошил телефон.
– Мы тоже чаю хотим, да, Маркуш? – улыбнулась мама, качая Маркушу. – С пирогом и с печеньем, и с вареньем. И Леру пригласим, да? Скажи: Лера, пойдём чай пить!
Маркуша просветлел, моторчики самолётика закрутились вновь. Он слабо ухватил меня за рукав:
– Падём! Цяй пить!
– Пойдём, – сказала я.
Может, у нас и вправду ничего не случилось. Мама с Маркушей «полетели» на кухню, и я послушно побрела следом. Не надо оборачиваться и смотреть, как папа всё ещё бьёт подошвой телефон, пытаясь вдавить его в землю.
За чаем никто не поднимал тему ссоры. Мама нянчила Маркушу, а Наташа негодовала, что он где-то подцепил слово «тупо». Ну-ну, интересно, где?
– Представляете, Евгения Пална, я ему говорю: «Маркушенька, пойдём гулять!», а он мне: «Тупо!»
– Тупо, – радостно подтвердил братец и рассмеялся.
Я тоже не удержалась, да и мама с бабушкой усмехнулись. Но Наташа сделала такое обиженное лицо, что мы сразу притихли.
– Зачем ты опять повторяешь это плохое слово? – простонала Наташа.
– Аптяп! – кивнул Маркуша, но почувствовал необходимость завладеть мамиными очками и сосредоточился на этом занятии.
– Приличные мальчики так не разговаривают. И не трогай, пожалуйста, мамины очки! – в шутку поддержала Наташу мама.
– Да он даже не знает, что это значит, – прыснула я.
– Всё-ё-о зна-ает, – довольно проурчал Маркуша, и все расхохотались в голос. Даже Наташа позволила себе едва заметную улыбку.
Когда Маркушу только привезли из роддома, он мне не слишком понравился. У него была почти прозрачная кожа, и сквозь неё просвечивали голубые венки. А потом он стал набирать вес так быстро, словно его кормили сплошными бургерами с картошкой фри, и уже через месяц превратился в забавного щекастого толстяка. Всё, что он умел, так это сжимать кулачки, как какой-нибудь краб. Что ему ни дай – всё хватает. Я развлекалась тем, что клала рядом с ним погремушку, и он отчаянно к ней тянулся, аж гудел от напряжения. Правда, никак не мог догадаться, что нужно перевернуться на бок, чтобы достать. Потом прибегала Наташа и выговаривала мне что-нибудь вроде: «Как можно так издеваться над малышом! Отдай ему погремушку!» Я, конечно, отдавала, но мы с Маркушей оба знали, что это такая весёлая игра, а Наташа просто нудит. К тому же однажды он всё-таки научился переворачиваться. И всё
