другой стороны, «чудовище» ведь происходит от «чуда», невиданного прежде явления, завораживающего и таинственного. Нет ничего удивительного в том, что незнание превращается в страх. Как-никак китов раньше тоже называли монстрами и левиафанами, а глубоководные гигантские кальмары и вовсе считались небылицами выживших из ума моряков. А не так давно был пойман десятиметровый кальмар, представитель рода «колоссальный кальмар» (отныне вполне себе признанный учёными вид). Так почему же моё Существо – обязательно выдумка?
Нужно сейчас же позвонить папе. Почему мама за ним не побежала? Почему позволила уехать в такую погоду неизвестно куда?
Но я ведь тоже не побежала, не остановила. О чём я только думала! Теперь он решит, что мне всё равно, что у них там с мамой творится.
– Папа-то не сказал, когда вернётся? – спросила я как бы невзначай.
– Не сказал, – почти равнодушно ответила мама и добавила с издёвкой: – Он сегодня разучился говорить. Только кричит.
– Это от расстройства. Он немного перенервничал, – объяснила бабушка. – Вот и телефон разбил… Кто бы мог подумать… до чего дойдёт.
Надо звонить прямо сейчас, чтобы папа знал, что мы за него волнуемся. Ну или если не мы, то хотя бы я.
И тут из моего кармана закричали чайки. Ну наконец-то папа поймал мой телепатический сигнал! Я достала телефон и выскочила в коридор, чтобы мама с бабушкой не подслушивали и не подсказывали мне. Они это любят. Особенно бабушка. Она уверена, что умеет вести телефонные разговоры гораздо лучше меня.
– Пап! Ты где?
В трубке громко шипел дождь, заглушаемый рёвом несущихся мимо машин. Должно быть, папа остановился где-то на трассе.
– Пап, плохо слышно!
В кухне бабушка победоносно сообщила маме:
– Одумался.
– Лера? – прорвался сквозь шум папин голос. Связь была до того ужасная, что, казалось, папа заикается.
– Да! Пап, ты где?
– Заправляюсь. Потом к дяде Лёше. У вас там нормально? Что они тебе про меня сказали?
– Да ничего… Ну, что ты телефон разбил, – прошептала я, потому как бабушка уже наверняка подкралась к двери и навострила уши. – Почему вы поругались-то?
– Да потому что твоя мать вертихвостка! – вдруг вспылил папа.
Вертихвостка? Моя мама? Я опешила и почувствовала, как сильнее застучало сердце. Будто я три литра кофе залпом выпила. Что это за слово такое – вертихвостка? Вроде ничего ужасного, но кажется, что большей гадости я в жизни не слышала! Он мог бы сколько угодно называть так какую-нибудь полузнакомую соседку, и я бы только посмеялась, но маму-то за что?
– Лер? – крикнул папа. – Ты давай не раскисай. И не слушай там всё подряд, а то начнут сейчас про меня фантазировать.
– А я и не слушаю, – тихо сказала я. Лучше бы я не только не слушала, но и не спрашивала ничего.
– Завтра
