ботинки, набросил на плечи куртку.
Захлопнув дверь, он, наконец, осознал, что очередной неудачный этап его патологически неудачной личной жизни завершился.
Что ж, значит, начнется следующий…
* * *
Свиридов (семнадцать лет назад)
2.
Предчувствие? Да нет. Хуже, чем предчувствие. Кажется, он знал. Вот что ужасно – он знал… еще до того, как к нему приблизился тот эскулап в больничном коридоре, когда он подходил к двери ее палаты.
– Вы, простите, супруг Ирины Сергеевны Свиридовой? «Ускользающий взгляд», машинально отметил он.
Взгляд человека, собирающегося сообщить дурную (очень дурную) весть.
– Я, – кивнул он.
– Прошу вас, пройдемте ненадолго в мой кабинет…
И там, в маленьком, тесном кабинетике, он и услышал страшный приговор. Приговор, вынесенный его жене.
Что он тогда спросил?
Промямлил что-то насчет того, уверены ли они… Глупо. Не были бы уверены, не ставили бы его в известность.
Уместнее было бы спросить: «Сколько ей осталось?»
Да. Ответьте мне откровенно, доктор, сколько месяцев осталось жить женщине, ради которой я был готов свернуть горы? Сколько месяцев осталось нам?
Она находилась в отдельной палате. От одного вида всевозможных мониторов и капельниц могло стать дурно.
Полулежащее на больничной койке исхудавшее существо с ввалившимися, обведенными коричневыми кругами глазами, заострившимися скулами, поредевшими волосами сделало слабую попытку улыбнуться.
Жуткая пародия на ту ослепительную улыбку, которая восемь лет назад заставила его потерять голову.
– Здравствуй, зайка, – он тоже заставил себя улыбнуться. Заставил себя поцеловать ее в щеку. Заставил себя не зацикливаться на землистом цвете ее лица и этих ужасных коричневых кругах вокруг глаз.
Она медленно протянула руку (кисть уже не просто тонкая – костлявая, и от этого пальцы кажутся длиннее), коснулась его ладони.
– Присядь, Игорек…
Он придвинул стул поближе к изголовью ее кровати, опустился на него.
– Я тут тебе принес…
– Спасибо, положи пакет в тумбочку… – и после паузы (создавалось впечатление, что ей трудно говорить), – Ты выглядишь усталым…
– Работы много, – он все-таки не выдержал, отвел глаза.
«Все тлен, все преходяще… но, черт возьми, несправедливо же!»
Невероятно несправедливо, именно сейчас, когда он, наконец, ценой невероятных усилий пошел в гору…
Словно за свой жизненный успех, за возрастающий достаток платил жизнью любимой женщины.
– Как Ника?
– Она… – голос чуть-чуть осип, он откашлялся, – Она сейчас с моей матерью. Не беспокойся, с ней все в порядке…
– Игорь… – этот
