короткий взгляд на мать, стоящую у плиты. Та пожала плечами.
– Так – каждое утро. Ест как птенец.
– У некоторых птенцов отменный аппетит… Ты не любишь кашу? – обратился он к дочери.
Нежные щеки тут же залил густой румянец.
– Не люблю, – завесила глаза гутой тенью ресниц, голос звучит еле слышно.
– Я тоже в детстве не любил кашу, – просто сказал он, – Терпеть не мог. Может, тогда попросим бабушку сварить тебе яйцо?
Быстрый, почти вороватый взгляд – а ты не шутишь? – потом кивок.
Впрочем, с яйцом произошла почти та же история – желток был исправно съеден, а белок остался на тарелке, безжалостно искромсанный на мелкие кусочки.
– Она любит сосиски, – немного расстроенно сказала мать, – Но не могу же я кормить ее одними сосисками?
– Я еще люблю йогурт! – сердито возразила Вероника. И снова покраснела. Мать со вздохом достала из холодильника малиновый йогурт.
– Не так уж плохо, – сказал он, – У Спока вообще есть теория, согласно которой детей следует кормить только тем, что им самим нравится.
Мать фыркнула.
– Эти мне новомодные теории…
Он столкнулся взглядом с дочерью… и заговорщически подмигнул ей.
От изумления ее рот даже чуть приоткрылся, а потом она прыснула, прикрыв рот ладошкой. И получилось это у нее необыкновенно очаровательно – одновременно очень по=детски и очень женственно.
Наконец, она допила свое какао (уж от какао она не отказывалась!) и, аккуратно промокнув губы салфеткой, чинно встала из-за стола.
– Большое спасибо, бабушка… и папочка.
«Ирина», подумал он, на миг вновь ощутив ноющую боль в груди. Ирина так же вытирала губы и, поднимаясь из-за стола, обязательно благодарила – как за обед, так и просто за чашечку кофе.
– Пожалуйста, принцесса.
Она снова ответила на его улыбку, но все еще несмело. «Что это с тобой сегодня, папа? Тебя словно подменили…»
Когда Вероника вышла из кухни, мать повернулась к нему лицом (он допивал свой кофе – с сахаром, но без сливок).
– Случилось что-то, Игорек? Что-то… хорошее?
– Пожалуй, – он мягко улыбнулся, – Или скоро случится.
…Ника уже подходила к лестнице. Короткая юбчонка, курточка, за спиной огромный ранец-портфель.
– Подожди, принцесса.
Она остановилась, запрокинула голову – наверное, со своими ста восьмьюдесятью сэмэ он казался ей почти Гулливером. Взгляд вопросительно-настороженный.
Он присел перед ней на корточки (так удобнее, малышка?), осторожно взял за хрупкие, «птичьи» плечики.
Спросил мягко, негромко.
– Зачем ты вчера заходила в мой кабинет?
Опять – густой румянец и подозрительный блеск в глазах.
– Я ничего не трогала, папочка, честное слово, ничего! Я просто хотела тебя дождаться… и спросить.
– Спросить
