народа были вынуждены уничтожить большинство письменных свидетельств истории рода. Но они сохранили в памяти печальные события предыдущих поколений и с нетерпением ждали, когда же выйдет срок этого проклятия. Да, сейчас он всего этого еще не знает, но со временем он вырастет, получит образование. Его кругозор и жизненный опыт позволят ему критически подойти к вопросу о проклятии.
Выросший в эпоху насильственного атеизма, когда религия из гаранта нравственного начала общества была объявлена «опиумом для народа», когда церкви были разрушены, священники расстреляны, религиозная литература и воспитание под запретом, он не мог согласиться с верой своих предков в проклятие, но он мог понять их состояние, их тревоги и волнения.
Он поймет, что его выехавшие в Россию предки были малограмотными крестьянами, в лучшем случае имевшими два-три класса церковно-приходской школы. Они не могли ориентироваться в философских и мировоззренческих вопросах на уровне научной мысли даже того времени, но они были глубоко верующими христианами, уверенными в том, что нарушение церковных заповедей – грех, что нужно жить по человеческим нормам, по христианским законам.
Большим грехом было бы высмеивать или неуважительно относиться к такому образу мышления или образу жизни своих предков. Они имели полное право верить в Бога, а когда они от него ожидаемой помощи не получали, то вынуждены были искать причины в воздействиях нечистой силы или, наконец, в своем несовершенстве, в своей греховности, что вело к праведному образу жизни, предполагающему искупление этой греховности.
Отец, учитель и по общественному положению вынужденный атеист, мать, связанная четырьмя детьми, вынужденная следовать жизненным воззрениям мужа, они должны были скрывать свои истинные чувства, свое отношение к религии, которое в душе никогда не умирало, а, как это всегда бывает под запретом, отличалось трепетным почитанием всего божественного, а следовательно, в той или иной мере так же уважительным отношением к тому таинственному, пророческому, а потому непонятному и тревожному, что неизменно в той или иной степени проявлялось в каждом из прожитых поколений.
При этом они с прискорбием вынуждены были установить, что тяжесть проклятия с каждым поколением все больше возрастала. Это они увидели по тем бедствиям, которые должны были пережить их родители, несчастное шестое поколение, понесшее неисчислимые страдания вследствие вселенской беды под названием «революция». Обобранные до нитки «народной» советской властью, лишенные всех гражданских прав, рассеянные по концентрационным лагерям, дети, брошенные этой властью на вымирание, вынужденные пойти по миру, просить милостыню.
Не было ни одного поколения со дня выезда праотца Георга из Германии, которое прожило бы без печати проклятия, но такой беды, как эта, не пришлось пережить ни одному из всех пяти предыдущих поколений семьи Грюнеров.
Возможно, другие семьи, переселившиеся в Россию
