счастьем, можно объяснить то, что он был направлен в это хозяйство на практику. Успешно проведённая работа на сахарном заводе давала веру в себя, и ему хотелось, чтобы наступающая ночь прошла скорее. Печалило его лишь то, что было уже начало ноября, когда всё полевые работы заканчиваются, и до весны не удастся с ними основательно ознакомиться. Тем не менее, надо, возможно, полно изучить в натуре поля и место их в севообороте до того, как снег покроет их, так думал Голубев.Так думал он, стараясь привести в порядок свои мысли, которые внезапно нарушились стуком отставшей половицы, на которую он в забывчивости наступил.
Однако, как ни силён и бодр молодой организм, но столько пережитых впечатлений за один день утомили Голубева. Напутствуя себя поговоркой «утро вечера мудренее», он лёг спать. Ни жёсткий соломенный матрац на досках кровати, ни сильный запах мышей и писк крыс под полом, не помещали ему заснуть мёртвым сном.
Сон без сновидений и каких-либо других помех был прерван весёлым и приветливым голосом Ивана Назаровича, зовущего пить вместе чай и начать рабочий день. Конфузясь и досадуя на себя за то, что не сам встал, а тебя разбудили, Голубев вскочил как ужаленный, наскоро привёл туалет свой в порядок и, вместе с Иваном Назаровичем, пошёл пить чай и завтракать, так как до обеда, обычно, управляющему не удаётся попасть домой, чтобы закусить.
Позавтракав, одевшись и выйдя вместе с Иваном Назаровичем на крыльцо, Голубев увидел как 2 осёдланные лошади, выпущенные кучером из конюшни, рысью без проводника побежали к крыльцу, где стояли он и Иван Назарович. Подбежав к крыльцу, они обе доверчиво вытянули морды, ожидая привычной подачки. Получив от Алексеева по куску сахара, они спокойно стояли пока на одну изи них сел он, на другую Голубев.
Поехали на поле, где заканчивалась глубокая пахота под зябь, предназначенная для засева весной семенами сахарной свёклы. Поле это было не далее полутора километров от хутора. Дорога шла вдоль искусственных насаждений, расположенных по склону оврага. День был ясным. Воздух свежий и необычайно прозрачный. Сытые лошади весело шли под седлом. Несмотря на то, что весь ландшафт был осенний, у Голубева на душе была весна. От непривычки к быстрой и верховой езде захватывало дыхание, а английское седло, на котором он ехал, создавало неустойчивое равновесие, заставляя плотно обхватывать бока лошади ногами из боязни упасть.
Сейчас же за первым поворотом открылось поле, на котором шла рабочая жизнь. Полтора десятка тяжёлых плугов фирмы «Сакка» с четвёркой сытых полукровок арденской породы, запряжённых в каждом, двумя правильными рядами, тянулись по полю, оставляя после себя высокий гребень, чёрной взрыхлённой земли. Голубев впервые наблюдал такую глубокую пахоту, разрыхлённый слой после которой достигал 35-38 сантиметров, а вертикальный полевой обрез был 28 см.
Отдав конному надсмотрщику нужные указания по проведённой работе, Алексеев и Голубев поехали на фермы, по пути осматривая
