он ложился спать. Молчание. – Взяли. Нет, она не была на концерте. Она ждала почти шесть часов приема. Да – затем с подругой прошлись. Устала. – Молодец. Поздравляю. Я рад за тебя.
Сегодня снял проеденную коронку. Под ней, сгнивший до корня зуб. Завтра нужно рвать.
Она на работе.
Вырвал зуб.
Вчера была весь день на работе. Совершенно отвык. Словно не было её вовсе.
Когда души сходятся – хорошо (родная), если не видеть толстые ноги: некрасивое отвращает.
Карты твердят всё то же.
– Он самый лучший. – Да? В таком случае, нечего было сюда приезжать. Езжай к нему, и живи себе там на здоровье. – В тебе говорит собственная важность. Как же: я – и не самый лучший. – Может быть. Но дело в том, что я начал было к тебе привязываться. А теперь, спасибо за урок: что ни происходит (или не происходит) – всё к лучшему и вовремя. Теперь я буду просто сторонним. Нет – я конечно помогу тебе всем, чем смогу, – но ни о какой любви, так сказать, и речи быть не может. А я уж начал было влюбляться. Представляю, как бы я потом страдал, когда бы ты ушла.. Да. Спасибо. Надеюсь, что всё к лучшему. – Как вы все его не любите. Вы только себя видите. – Только не надо плакать. Мне эти Ваши слёзы. ни к чему. Я посторонний наблюдатель. Вот идите к «лучшему», он Вам их утрет. Только я не понимаю, почему Вы от него сбежали? Впрочем, никогда не поздно вернуться. Ладно. Хватит.
– Зачем ты надела эти малиновые колготы. Я же просил: не нужно их надевать. – Мне в них удобно. И вообще, почему они тебе не нравятся? – Потому, что у тебя ноги в них толстые и короткие, как у престарелой женщины. – Ах так, тебе не нравятся мои ноги! Ну знаешь, я могу и уехать… – При чем здесь «уехать». Я просто хочу, чтоб все видели тебя стройной и красивой. А эти малиновые… – Во-первых, они не малиновые. А во-вторых, если я тебе не нравлюсь какая есть… Ведь я тебе не высказываю о твоих недостатках. – Это о каких же? – Об отсутствии подбородка, зубы железные, плешь, та и…
Вечером (она уехала к родителям. на выходные) Антон Львович пошел на бесплатный концерт виолончели.
Тишина зала, – пустота пространств. Возникает звук – ровный, глубокий, – заполняет пустоту тишины, рождает жизнь, являет мудрым чувством философию пейзажей, преображает пространства, творя миры, сути… вздохи плачущей женщины… вновь… вновь… Антон Львович удивился. Ему почудилось, что за его спиной кто-то плачет. «Наверное, скрежет пальца по струне… Но вряд ли такой мастер, так непозволительно… микрофоны?..» Он стал следить за пальцами: совпадает ли плачевный вздох с передвиженьем по ладам. Нет! На паузе между короткими пьесами (И. С. Бах), вздох повторился. Антон Львович понял, что некто сзади плачет. Он обернулся и мельком обвел взглядом сторону, откуда доносился звук. Ничего. Но музыка продолжалась, и – продолжались вздохи (он так и не мог определить: плач это, шмыгание носом или покашливание).
