style="font-size:15px;"> – На тусовку.
– Вход стоит двести рублей.
Конечно же, вход не стоит двести рублей, он не может стоить двести рублей, этот симпатичный паренек кладет их себе в карман.
– Мы забыли купить пиво! Скоро вернемся.
Возвращаясь с парой бутылок, мы уже говорим, что заплатили. Блондинчик не верит, но пускает внутрь, просит показать чек. Какой к черту чек, блондинчик, попроси еще контрамарку! Здесь нет никаких чеков, откуда у тебя чек, блондинчик? Покажи свой! А потом импровизированный консьерж отвлекается на других гостей, и мы просачиваемся внутрь, в самое жерло вулкана.
Три этажа захватили самые низшие представители этого мира – люди, которые с радостью карьеру поменяют на наколку и секс втроем сегодня на семью послезавтра. На каждом из этажей своя музыка, свои цвета, развешаны какие-то странные флаги – от радужного ЛГБТ до государственного флага республики Узбекистан. Прямо у окна на первом этаже одновременно целуются три девушки, чьи шеи украшают кожаные ремешочки – первый признак отменного мероприятия. На втором этаже так же развешаны флаги, только здесь в самом центре почти на всю стену растянуто полотно с огромным логотипом чая «Принцесса Нури». Полотно колышется, и в бликах осветительных приборов кажется, что индийская принцесса говорит с тобой, но ее чарующий голос не слышно сквозь оглушительный грохот, который здесь называют музыкой. Индийская принцесса обращается к тебе, зовет с собой к озерам вечноцветущего розового лотоса и к холмам ароматного чая. Она зовет тебя на корабль, отправляющийся к острову Цейлон, удивительный пленительный запах которого станет настоящим открытием, откровением, и ты почувствуешь его задолго, как увидишь тонкую полосочку земли на горизонте.
Но тебя проталкивают сзади, и не успеваешь откликнуться на зов. На импровизированном танцполе спит человек – он просто лег, подложил руки под голову, поджал ноги и мирно уснул, вокруг него и рядом с ним, через него, а иногда и прямо на нем танцуют странные личности в балахонах и старых погрызенных куртках, без волос и с дредами, напоминающие биологических детей орков Урук-Хай и певицы Леди Гаги.
Мы прячемся на кухню, хотя кажется, что эта кухня осталась далеко в прошлом, когда дом был жилым, а мы гуляем с ее призраком. Сигаретного дыма было столько, что, вытянув вперед руку, можно перестать различать свои пальцы. Курить можно везде – сигнализации точно нет, но народ, под влиянием неизвестного науке автоматизма, под влиянием впитавшейся с детства советской привычки, настоящей традиции, взращенной в неприглядных серых хрущевках, все равно идет на кухню. Мы протискиваемся в угол, я пытаюсь закурить, но меня подташнивает – слишком много, невозможно много дыма. Чтобы смягчить отравление смолами, мы выпиваем по бутылке пива почти залпом, но помогает слабо. Тогда Паша тянется к шпингалету на раме, а следом сквозь дым и грохот долетает приглушенное:
– Стой! Не надо!
Паша успевает крутануть шпингалет, и старая оконная рама вместе со стеклом отваливается, падая вниз со второго этажа, разбивается на сотни осколков,
