все выйдет. В твоем-то доме!
– Погоди, Эдик!
– Чего тут ждать? Заехал, понимаешь, к товарищу.
– Да погоди ты!
– Чего ждать, Володя? Чего ждать? Ты же сам все видишь!
– Не, ну ты чего? Ты думаешь… Света, ты чего?
– Пошли, пацаны.
Шут покачивался на тонких волосатых ногах. Парни начали вставать с кресел. У них были обиженные лица. Эдик, шлепая рукой по дивану, искал рубашку.
– Да куда вы собрались-то? Парни! Это самое… Светка!
– С волом не можешь справиться?
Шут повернулся к Свете. Потом еще раз оглядел комнату. У него была большая и сильная рука. Мне показалось, что Света упала еще до того, как он ее ударил. В воздухе мелькнули длинные голые ноги. Словно растопыренные в знаке «Victory» пальцы.
Спиной она угодила прямо на стол. Что-то звякнуло. На книжные шкафы брызнул маринад. Лежащая в осколках и объедках Света напоминала фигуру на ростре фрегата. Корабль не выдержал тяжелого плавания и на всех парусах шел ко дну. Спустя очень длинную секунду вслед за ней на пол свалился низкий стульчик.
В прихожей кто-то бубнил, что волам только дай волю… нельзя волов распускать… ты же понимаешь! Сообразить, как зашнуровываются ботинки было нелегко. Последний раз я так напрягался, сдавая экзамен по тригонометрии. Я похлопал себя по карманам. Интересно, что именно я забыл?
Уже открыв дверь, я решил, что неплохо украсть немного сигарет. По комнатам бродили голые, полуголые и совсем не голые люди. На кухне я поискал в холодильнике пиво. Эпоха чудес закончилась еще до моего рождения. Я налил себе немного водки. Сигареты обнаружились только в комнате. Пачка была смята так, будто ночь напролет танцевала ламбаду с Чикатило.
Через экран телевизора ползли серые полосы. Эдик сидел, с ногами забравшись в кресло. Курил и покусывал губы. На его лице краснела Светина пятерня.
– Уже уходишь?
– Да. Пойду.
– Может, выпьешь? А то все расползлись.
– Да я только что. Счастливо, Эдик!
Я обернулся.
– Володю не видел? Хочу попрощаться.
– Там где-то.
Проходя мимо ванной, я услышал шум воды. Они не заметили, как я открыл дверь. Света сидела на корточках. Шут полотенцем смывал с ее лица и груди кровь. Он все еще был пьян и слегка покачивался.
– Ну что ты, Светик?.. Ну что ты?.. Не плачь… Ты же знаешь… Не надо…
– Не буду… Сейчас… Я не буду плакать…
– Ты – моя душечка, пончик-ватрушечка… Да, Светка?
Света поднимала на него заплаканные глаза.
– Да.
– Пончик-ватрушечка, да?
– Да… Пончик… Ватрушечка… Спасибо тебе…
Он кренился и целовал ее в макушку.
– Светка… Ты же знаешь…
– Я уже не плачу… А ты – моя ватрушечка…
Я аккуратно закрыл дверь и вышел из квартиры. В тот день, ближе к вечеру, начался первый за все лето дождь.
История
