в поле,
Зверьё на пирование маня.
С лихвой проделал он упокоений,
Лишь только сердце слушая своё,
Не слушая честных установлений,
Что ведало давнишнее житьё.
Наверно, осквернительного знака
Страшился тоже, действуя в тиши.
Нормальный страх его не мог, однако,
Владеть им ощутительней души.
«Дрожать им от военной нашей силы…»
Дрожать им от военной нашей силы,
Но средств их опасаться надо нам:
Им исстари не зря коварства милы —
Не всем иметь указанный бальзам.
Учтиво договоры соблюдая,
Семье вралей поверим если мы,
Не даст успеха сила войсковая,
Спасения не даст от полной тьмы.
Не с ними помышлять о благородстве,
Коварствовать и мы должны смелей:
Кто верит им ещё в своём юродстве,
Тех обведёт опять игра вралей.
«Больную у кровати раздевая…»
Больную у кровати раздевая,
Повысил я внимание своё,
На слове, что крушится дорогая,
Когда вперяют око на неё.
Не мог осилить я головоломку,
Чей взор исторг из уст её хулу,
Серчала же моя на незнакомку,
Сидящую поблизости в углу.
Пытаемая мало отвечала:
Не по сердцу другая болтовня,
Голубка, как могла, не замечала
Души, незримой только для меня.
«Во множестве взаимных обвинений…»
Во множестве взаимных обвинений
И люди правы были, и Святой.
Обманывал Он – это вне сомнений —
Что кодекс их исполнит основной.
Все кодекс отвергали не случайно:
С душой законы были не в ладу.
Народ их обходил, однако, тайно,
Тогда как Он – открыто, на виду.
Но молвил, избегая кары лютой,
О верности завету без конца,
Страшась апологетики надутой
Отнюдь не милосердного Творца.
«Поблизости мелькала беспечально…»
Поблизости мелькала беспечально,
Как будто брак опять угоден ей.
Звучала брань её ненатурально,
Звучала песнь отрадно, как ручей.
В удобную минуту суматошно
Бросаются на лакомство своё —
Припал и прежний к ней, забыв оплошно,
Что вычеркнул из помыслов её.
Но вырвались из рук её коленки,
Ни с чем ушёл унизившийся с ней
На бедствие своей самооценки,
На торжество противницы своей.
«Несущим это Слово льщусь
