часы бьют тревогу. А может, я просто не хочу детей. И уж совершенно точно я понятия не имею, что значит быть матерью.
Тем временем люди в зале подыскивают себе свободные места в широких рядах. Стулья тоже выставлены на продажу, поэтому некоторые из них смотрятся гораздо лучше прочих.
– Тебя правда это совершенно не беспокоит? – спрашивает Рут, как только Перри уходит в своих сияющих кожаных башмаках, а мы усаживаемся на линялые стулья эпохи королевы Анны, источающие едва уловимый аромат. – Или пыталась сделать хорошую мину при плохой игре для Перри?
– Правда, – уже слегка раздраженно отвечаю я. – Сколько можно повторять?
Рут справляется о моем эмоциональном состоянии едва ли не каждый час с тех пор, как самолет Тома оторвался от земли. Знаю, все это она делает лишь потому, что любит меня и заботится обо мне, но, господи, это сводит меня с ума. Иногда меня так и подмывает инсценировать какой-нибудь нервный срыв исключительно для того, чтобы оправдать ее надежды.
– Ты совсем по нему не скучаешь? – продолжает гнуть свою линию она.
– Совсем-совсем. То есть понимаю, что должна бы, но меня это действительно мало беспокоит.
– А я скучаю, – признается она, больше самой себе.
– Мне кажется, тебе просто нравилось, что у меня был парень.
– Не в этом дело, Коко. Он такой хороший мальчик, всегда мне нравился, кроме того, вы были чудесной парой.
В чем-то она была права – мы и правда отлично подходили друг другу. Как говорится, мы поладили, научились уживаться друг с другом. Останься он здесь, со мной, мы бы, наверное, и по сей день были вместе. Но он улетел: теперь нас разделял добрый миллион миль. И как бы он ни старался, ни уговаривал меня поехать вместе с ним, начать новую жизнь, ничего бы из этого не получилось. Мне нравится жить здесь. Да и, к слову, когда твой парень сообщает, что уезжает от тебя на другой конец света, а единственное, что ты испытываешь по этому поводу, – облегчение, это тоже не самый добрый знак.
Я чувствую на себе пристальный взгляд Рут, она будто бы пытается прочесть мои самые сокровенные мысли. Так она пытается понять меня – еще с тех пор, как я была подростком и все беспокоились обо мне после смерти матери. Она – воплощение доброты, но слишком любит говорить о чувствах, и этот встревоженный, немигающий взгляд – обычно верный признак того, что назревает такой «разговор». Все дело в том, что, в отличие от Рут, мне совсем не нравится говорить о своих переживаниях. Мне было это не по душе тогда, много лет назад, и я терпеть этого не могу сейчас. Перекинуться парой слов по этому поводу – вполне нормально, пару раз упомянуть тему нашего разрыва – тоже терпимо, но глубочайший анализ моего эмоционального состояния в связи с отъездом Тома? Нет уж, увольте.
Все мое внимание приковано к возвышению, на котором Хьюго усаживается в кресло за высоким узким столом: оттуда он и будет проводить аукцион. Нужно сказать что-нибудь, чтобы отвлечь внимание Рут, иначе от этого взгляда мне не избавиться и, значит, не получить от
