style="font-size:15px;"> В одиночество-одиночку
Запереть бы себя и строчку,
Лучше нет убежища нам,
Мгла решётки скроет, как храм,
От мытарища городского,
Где в испуге мечется слово,
Где любой – соглядатай, враг,
Каждый дом, как чумной барак,
По дворам бродит смерть с гранатой,
На груди её крест помятый.
И скребёт мелком по стене:
«Сталин! Дай порядок стране».
1996
«Погадать бы, поворожить…»
Погадать бы, поворожить,
Как назавтра России жить.
Либо красное хлынет зло,
И по первое нам число,
По столыпиным, по Крестам,
По мордовским снова местам,
А кого-то сходу в подвал —
Без кассации, наповал…
Ну а если найдёт вдруг стих,
И останемся при своих —
Постоят без нас лагеря,
Поржавеет колючка зря,
Постареют без нас менты,
Остаканясь, скажут: «Кранты,
Ведь почти что наша взяла.
Ну, народ – не хватает зла,
Не хватает зла на Руси.
Ну, народ – Господь упаси».
1996
«Былого нет, а словно кто-то…»
Былого нет, а словно кто-то
С три короба наплёл и вдруг
Исчез.
И вот теперь забота:
Не позабыть – кто враг, кто друг,
Не позабыть.
И ни полслова
Сказать, не успевая вслед,
Теперь уж в одиночку снова
Шептать себе: «Былого нет».
1994
«Что старик? Только голос и тень…»
Голос лишь и тень – старик.
Что старик? Только голос и тень,
И со страхом предчувствуешь день,
Когда стих Эврипида далёкий
Камнем ляжет на сердце тебе,
Прозвучит приговором судьбе,
И конец. И сбылись все зароки.
Только голос и тень сквозь века.
Древнегреческого старика
Отличить от живущего ныне
Трудно будет в последний тот миг,
Когда в гроб поспешает старик
По своей стариковской причине.
Только голос и тень, и тоска.
И считай день за днём, как века.
1998
«В чужой стране и карк вороний…»
В чужой стране и карк вороний
Как бы на чуждом языке,
Как объявленье на перроне,
Как чьи-то крики вдалеке.
Чужие надписи маячат
На остановке на любой,
И только цифры что-то значат,
О
