как ее звали?
– Ее звали… Прекрасное Создание и еще… Юное, – его улыбка может означать все, что угодно, как и его ответ.
Он знает, что второго вопроса ты не задашь, потому что… он знает тебя. Ведь ты никогда не опустишься до унизительных и пошлых выяснений. Он оставляет вывод в правдивости его слов, и в их правильном толковании, на твое усмотрение. Тебе решать, как поступить: сделать вид, что ты ошиблась, или растравлять себя ревностью, или просто сделать вывод, что тебе «это – за то!»
Ты еще терзаешься сомнениями, а он уже что-то говорит тебе о том, как прошел день, задает вопросы тебе, на которые ты механически отвечаешь, и… или ты такая хорошая актриса, или он действительно не замечает твоего состояния.
Ты так поглощена собой, что чуть не пропускаешь самое главное: «уехать», он сказал ему надо уехать.
Уехать теперь? Этого ты не спросишь, ты спросишь правильно, по всем законам хорошего тона: «Надолго?»
Нет, ненадолго, во всяком случае, он так думает. Ему надо уладить кое-какие дела в своем городе, он думает перебираться сюда и вообще что-то надо решать. С чем решать он не говорит. Да и с этой квартирой проблема – хозяева скоро возвращаются.
Ты ведь думала об этом. Надо найти что-то другое. Он же тебе говорил, неужели ты не помнишь? Нет, ты все помнишь. Только на тебя нашел ступор. Ну что тебе стоит, выйти из твоего образа воспитанной девочки и спросить так в лоб, грубо по-бабьи: «Ну, чё, всё? Наигрался?» Ты сама приходишь в ужас оттого, что лезет тебе в голову.
Конечно же, все обстоит не так. Он говорит правильные, наверное, вещи. Он же понимает, он же серьезный взрослый человек. Все, что между вами, не может быть случайной интрижкой. У вас же… А что собственно у вас? «Не бросайся такими словами, их говорят только тогда, когда не сказать не могут» – это цитата из него же, из его рассуждений о любви как таковой. Она настойчиво бьется в твоей черепной коробке:
– Я люблю тебя! – говоришь ты, потому что не можешь не сказать. Ты бы зажмурилась, но это уж совсем как-то по-детски.
Он с недоумением оборачивается на тебя, выронив из рук кассеты, которые собирал с дивана. Потом подходит к тебе и обнимает тебя, утыкая твое лицо в свое плечо. Сильно. Даже чересчур сильно. Потом покачивает тебя, как ребенка, все еще не отпуская, и тихонько что-то напевает, не размыкая губ…
Стэйдж
Вика уходит в кулису. Она уходит для того, чтобы выйти вновь. Сердце ее начинает биться в убыстренном темпе. За занавесом все всегда волнуются. Отсюда еще можно посмотреть на зрителей. Отсюда их хорошо видно. Зрители… Они говорят негромко. Они смеются в кулак, покашливая для вида. Они не боятся кого-то обидеть, им вообще нет дела до кого-то. Они ждут сюжета по правилам. Это игра, и они не хотят «блиц».
Они хотят продлить удовольствие, поэтому они не торопятся. Только смеются в кулак, покашливая для вида, будто приличные люди. Будто приличный человек не смеет посмеяться открыто, а только так, в кулак… покашливая для вида.
Вика больше чувствует, чем видит, их ухмылки
