в чем была его истинная страсть. Быть простым. Конечно, любой может набраться всяких странных словечек и научится ими жонглировать. Но всякий жонглер приковывает взгляд пока его горящие факелы, отданные ловкости рук, то и дело взмывают вверх, однако приковывать взгляд должно не зрелище, а его смысл. И вот жонглер уходит, и ты затем не понимаешь, почему ему думалось украсть у тебя время и почему, ты вдруг остановился здесь, ведь ты куда-то торопился.
Порой Фрэнсис жалел о том, что мать не рассказывала ему о его корнях. Отчасти именно поэтому он и слушал так внимательно Мэри Лэмб, которая умела отличать южан от северян, она различала акценты, могла опознать человека лишь по одному услышанному слову. Она бывала во многих странах и на вопрос, что забыла здесь в этой почти непригодной для жизни гостинице? – Мэри отвечала:
– Раньше было интересно путешествовать по миру. А теперь к этим вылазкам утрачен всякий интерес. Потому что я уже не способна доверять некоторым фантазиям, с которыми жила в тесном союзе всю жизнь. Вдобавок, слишком стара. Но иногда я закрываю глаза и отчетливо вижу… Ах, каждое путешествие! С детства у меня была хорошая память. Пусть же она сохранится до конца моих дней. Я безумно боюсь ее потерять, потому что в таком возрасте – это самое лучшее утешение и самая большая награда.
Мои чувства, моя молодость хранится здесь, – сказала она и прижала к груди свой дневник, в который помечала важные событий жизни.
Однако лишь после смерти Мэри Лэмб, Мервин узнал из ее дневника, что она безумно боялась старости, что попала сюда из-за своего сына и внучки. Кто-то считал минуты до прихода смерти, думая каким может быть оставленное ею наследство.
Она не выдержала и уехала в другой город, оставив большой загородный дом сыну, наверное, этим подарком, навсегда, и простившись с ним, как с человеком, однако не как со своим сыном. А вот подробности этой истории Фрэнсису неизвестны, вероятно, и не были известны самому Мервину Куперу.
Фрэнсис любил перечитывать дневник Мэри Лэмб. Именно благодаря Мэри он когда-то начал вести записную книгу.
VI
– Побойся подробностей, Фрэнсис Стейп, – громко произнес Мервин, когда Стейп прошел мимо него и поздоровался. Фрэнсис улыбнулся и сказал, что необходимо переодеть выходную одежду, а затем он спуститься, чтобы продолжить беседу.
Так и случилось.
– Ну, рассказывай. Мне не терпеться узнать, что изменилось на этих улицах. Я уже дней пять, никуда не выхожу – это знак. Изменилось ли что-нибудь с 1961 года? – тембр был насыщенным. Такой голос – он запоминается.
– Мервин, изменилось многое, но если присмотреться, то будто бы ничего. Все те же разговоры о войне, все те же споры о полетах в космос. Однако очень хорошо, что я нашел вас здесь.
– Слушаю тебя с удовольствием, Фрэнс. С тех пор, как ты живешь у нас в гостинице, не могу нарадоваться, потому
