не знаю кем, но кому-то выгодно заменить ею тебя или твою дочь…
– Этого хочет только одна женщина в Фермоскире.
– Атосса. И только ей выгодно из этого порождения греха сделать святую.
– Но она могла бы положить ее в храм.
– Это опасно. Около священного наоса, у алтаря, днем и ночью стоят в карауле две воительницы, в храме постоянно ходят жрицы. Только двое могут решиться на такое: та, кто родила девочку, и та, кому нужно сделать из нее святую. Если об этом узнает кто-то третий – тайное станет явным. Мы, женщины, не любим хранить тайны. И поэтому ребенка положили в козлятник. Кто-то знал, что девочки играют с куклой, и воспользовался этим.
– Что же делать?
– Если бы я знала – не пришла бы к тебе среди ночи.
Годейра снова подошла к окну и долго молча стояла около него.
– Рассуди, Лота: только Священной нужно убрать меня с трона – с этим я могу согласиться. Но где она могла взять ребенка?
– А может, это ее дочь?
– Не святотатствуй, Лота. Атосса была больна и никуда не отлучалась из города. Ни одного мужчины не было в Фермоскире.
– Гелона?
– Нет, нет. Я весь этот год была рядом с ними. Я бы заметила.
– Антогора?
– Ты говоришь, девочка родилась месяц назад. Антогора не слезает с коня все лето. А более никому в таком деле Священная не доверится. Может быть, все наши подозрения, Лота, – великий грех и святотатство. Давай вверимся воле богов и не будем больше говорить об этом. Великая наездница может жестоко покарать нас, а если мы усомнимся в ее даре при всех, нас сомнут. Может, завтра выяснится, что это простая смертная. А сейчас надо спать. Летняя ночь коротка.
Но, проводив Лоту, царица не могла спать. Она позвала служанку, велела ей собираться:
– Мы едем в паннорий. И чтоб никто не знал об этом.
Охранницы паннория узнали ее и беспрепятственно провели к хозяйке. Лаэрта не удивилась, она знала, что царица не утерпит и приедет сюда. Правда, она не ждала ее ночью.
– Она здесь? – спросила царица после взаимных приветствий.
– У меня в доме. Так велела Священная.
– Я хочу взглянуть на нее.
– Священная строго наказала пока не показывать ее никому, но тебе… Я думаю, Великая не выдаст меня…
Девочка лежала на боевом щите, подвешенном к перекладине. Лаэрта поднесла светильник. Яркий свет разбудил девочку, она открыла глаза, но не заплакала, а улыбнулась. Протянула к царице ручки, зачмокала губами. Годейру поразила белизна ее кожи. Обычно дети у амазонок рождались светло-коричневыми, чаще всего они были черноглазы. Эта же будто светилась изнутри. Крупные глазенки смотрели на женщин приветливо, словно синь небес опрокинулась в них. Годейра взяла ребенка на руки.
– Дай рожок, – сказала она Лаэрте, и та поднесла ей козий рог, наполненный молоком. Девочка привычно схватила губенками узкий конец рожка и начала вытягивать из него молоко.
– Говорят, что она богоданная. Будто сама Священная
