свой замедлило судно, встав на виду лемносянок.Сразу запела труба боевая, вмиг на конях очутилися жены,
На боевой колеснице стоит Ипполита,
И все к отраженью напасти готовы.
Но тут подошла к колеснице мудрая жрица Поллукса,
Она поклонилась царице и так ей сказала:
– Ты – дочь богов, и средь нас ты бессмертна.
Но посмотри на ряды лемносянок, царица.
Многих уж нет, они взяты в царство Аида,
Многие старостью сломлены, хворью прижаты.
Время придет, и уедем мы в лодке Харона,
Кто же останется в царстве твоем многославном?
Покорная воле богов, Ипполита велела
Подруге своей молодой Антиопе
Идти на корабль и звать мореходов на остров.
Сошли с корабля пятьдесят несравненных героев,
И кормчий с поклоном ответил царице
На первый вопрос «Откуда и кто вы?»:
– Идем мы от берега Фессалии славной, из города Йолка,
Наш путь многотрудный лежит в златоносную Эю-Колхиду,
Корабль наш зовется «Арго», и цвет всей Эллады
Под парусом белым для подвигов собран.
Меня же Язоном зовут. И просим у вас мы в дорогу
Пресной воды, вина и лемносского хлеба.
И молча царица дает аргонавту прекрасную руку
И ставит его в колесницу рядом с собою, а жены другие,
Подав свои руки мужчинам,
Гостеприимно двери открыли героям…
Слушая урок Изначалия, царица думала: почему амазонки и дочери амазонок, привыкшие ценить превыше всего силу, грубость, здоровое тело, любили нежную, слепую и, несмотря на годы, все еще миловидную Фериду? И сколько бы раз ты ни слушала слепую педотрибу, песнь ее приносит тебе неизъяснимое удовольствие. Но если вдуматься глубже – Бее это противоречит заветам. Стихи педотрибы часто говорят о любви, о нежности, но разве не презираются у амазонок всякие проявления нежности? А разве согласуются с заветами те места Изначалия, где Ферида поет о любви к мужчинам? И что бы ни рассказывала слепая педотриба на уроках, все это было окрашено красками иной жизни, совсем непохожей на ту, какой живут дочери Фермоскиры. Годейра однажды поделилась сомнениями с Лотой, и та ответила ей:
– Моя мама дает то, чего всем нам так не хватает. Запомни, подруга, женщина, будь она трижды воительница, в глубине души остается женщиной. У нас вытравили все женское, но сердца наши все равно требуют того, что отнято.
И поняла царица, что Лота права. Иначе отчего бы ей так волноваться, слушая песни Изначалия, которые она знала чуть ли не наизусть?
– Мне кажется, на улице дождь? – шепотом спросила Годейра, наклонясь к Лаэрте, когда Ферида сделала передышку в пении.
– И сильный, – ответила хозяйка паннория.
– Проводи меня. Не хочется уходить, но надо. Я забыла сделать кое-какие распоряжения. Дождь может испортить…
Лаэрта помогла царице укрыться пеплосом, и они вышли во двор. Дождь лил как из ведра, ветер шумел в платанах, росших на берегу реки, срывал листья и бросал их на открытую площадку палестры. Непрерывно гремел гром, молнии разрывали
