перевезти, если понадобится. Или Мятежного князя со свитой, что немногим слона лучше. По крайней мере, слон не станет ломиться к соседу глубокой ночью, требуя признать независимость государства площадью с деревенский амбар.
Да и гадит слон, в сущности, гораздо меньше…
Уто целый день просидел у ложа больного. Граф дышал тяжело, с отчетливым хрипом. В сознание не приходил. Атшеллер терпеливо ждал. Первоначальная радость – жив проклятый Тассел! – у шкипера прошла. Да, пока жив. И что?
А если сейчас умрет?
Остановится сердце. Засохшая кровь по жилам дойдет до мозга. Сломанное ребро проткнет легкое.
Или проклятый граф вообще не проснется. Что тогда?
Уто понимал: он всецело зависит теперь от этого человека – который дергается в бреду, дышит с хрипом и выглядит, как сверток с отбивной.
Шкипер знал это и начинал графа ненавидеть. Отослав сиделку, он до темноты просидел рядом, ловя каждое движение больного. Ничего. Каждые полчаса приходил Кенцаллоне. Обтирал графа водой с уксусом, потом ставил свечи, рисовал пентаграммы на полу, что-то шептал. Ничего не происходило. Уто смотрел, как суетится толстяк (а с каждым разом тот суетился все меньше), и думал, что до настоящего мага-целителя этому болтуну – как пешком отсюда до Тортар-Эреба.
Кенцаллоне делал все что мог, но – как мало он мог!
Наступила ночь. Шкипер ждал, сам не зная, чего. За окнами проплывали черные поля, мелькали огоньки деревень. Вагон мягко покачивался. Тихий перестук. Специальное заклинание заглушает грохот шагов голема. До Китара еще примерно сутки хода…
До Китара и тамошних Церквей.
«Давай же, держись! Осталось не так долго».
А потом граф сел на кровати. Открыл глаза. Воспаленные, с лопнувшими сосудами, левый – с черным сгустком запекшейся крови. Этот жуткий глаз смотрел на шкипера с холодной отрешенностью.
Уто замер, боясь пошевелиться.
Граф разлепил губы и заговорил…
Дядя повернулся. Короткое быстрое движение – в его ладони оказался глиняный человечек. У человечка были настоящие клыки (волчьи, найдены в одной из бесчисленных маминых шкатулок) и дурной характер. Человечек ворочался в ладони Марана и верещал. На удивление противно.
– Ты кто? – спросил дядя у человечка. Визг стал громче.
– Это Король-Дурман! – я боялся, что Маран сожмет пальцы и раздавит глиняную фигурку. – Высший вампир, лорд-повелитель Армии Тьмы.
Король-Дурман был выкрашен в зеленый цвет. Правда, уже после оживления. Мне так не терпелось увидеть короля вампиров в бою, что я помчался к Гэвину, не доделав фигурку до конца. Поэтому краска легла неровно. Маленький голем не мог ни минуты усидеть спокойно. А еще пребольно кусался.
– Ох!
Маран потряс ладонью. На ней остались следы клыков – на удивление острых. Король-Дурман тем временем удирал через комнату, надеясь спрятаться в коробках с игрушками.
