стодолларовые купюры, он щедро делился с зеваками добытыми истинами типа «глупый – не умный!», «богатый – не бедный!», «смелый – не трус!», «кто успел – тот и съел!»…
Время от времени находились смельчаки, что пытали удачу – и, разумеется, проигрывали.
Кто не проигрывал сразу – тот проигрывал позже, и все равно проигрывал!
Сама по себе игра мало занимала Иннокентия – он любил наблюдать людей за игрой.
«Вообще, в людях что-то есть!» – считал наш герой инстинктивно, впрочем, не углубляясь в суть этого прелюбопытного размышления.
– А я лысый, по-твоему, Ю? – донеслось из-под тряпки.
Иннокентий поспешно стянул с клетки платок и немедленно приоткрыл плетеную дверцу – меньше всего он желал ущемить чью-либо свободу, хотя бы и птичью!
– Эх, поиграем, наконец, как люди! – воскликнул Конфуций, радостно затрепетав разноцветными крылышками.
Иннокентий невольно подумал, что и не догадывался о дремлющих в птице человечьих страстях.
– Ловите миг удачи, пусть неудачник плачет! – проникновенно процитировал оборванец первое правило любого российского кидалы.
– Эх, где наша не пропадала! – встряхнулся Конфуций, по-хозяйски располагаясь на плече своего верного спутника.
– Нам нечем играть, – тихо, дабы не быть услышанным, прошептал Иннокентий.
– Не бывает такого в природе, чтобы не было ничего! – громко и во всеуслышание возмутился попугай, провокационно постучав клювом по медальону. – Природа – не мы, она пустоты не выносит!
Иннокентий молчал.
Он не знал, что и думать: с одной стороны, он еще никогда, никому и ни в чем не отказывал, но с другой – говорящая птица потребовала от него единственно дорогого, что у него вообще имелось!
– Я знавал эти игры, когда ты еще не родился! – бахвалилась птица прямо в ухо Иннокентию.
Он открыл медальон и с грустью поглядел на родных и любимых: малютка Софи, как всегда, ему улыбалась, жена, как обычно, глядела из-под нахмуренных бровей.
– Играй, будь что будет! – выкрикнул Конфуций, отвлекая Иннокентия от сомнений.
– Трус не играет в хоккей! – кстати подметил кидала.
Но только наш герой расстался с медальоном – как ему вдруг послышался голос дочурки:
– Папаня, не проиграй меня!
– Уже нами играешь! – цедила сквозь зубы Аленушка.
Тут Иннокентию сделалось не до игры: что-то пробормотав, он выхватил медальон из трясущихся рук кидалы и бегом устремился прочь от страшного, иссушающего душу искушения.
– Пусть неудачник плачет! – донеслось, когда он сворачивал за угол…
А в Москве между тем…
85 …На покрасневших от крови водах (шампанского!) элитного бассейна никчемно покачивались изрешеченные пулеметным огнем туши бабищи по прозвищу Сучье Вымя и ее многочисленных клевретов.
Похоже, в живых сохранились лишь
