В сердцах бросил он.
– Ты чо, Олежка! – Захлопала густо накрашенными ресницами молодая супруга и глаза ее наполнились слезами. – Я же вчера мыла! Каждый день, что ли тряпкой махать? Вон вас сколько, шастаете туда – сюда без остановки, а как убирать так Лида!
Черная от туши слеза поползла по щеке. Взгляд укоризненный, на беременную женщину решил всю работу свалить? Может ей вообще надо полежать, вот только вчера что – то с боку кололо, а выкидыш случится, что тогда? Избаловали его дома, замашки как у барина.
Лида начинала всхлипывать, уткнувшись в многострадальную занавеску. Олегу становилось ее жалко. Молодая, глупая, не умеет как следует хозяйством заниматься. Да ее и учить то некому было, стало быть, и вины ее нет. Надо как то помягче, поласковей что ли. Он гладил ее по голове, начинал утешать. Лида тут же успокаивалась и прижималась к мужу. И желая показать что вовсе не против чистоты и порядка и вполне готова на уступки ради мира в семье, тут же отвесила звонкую оплеуху Зинке, вернувшейся со школы.
– Куда в ботинках прешься, что в свинарник пришла? Иди тапки надень и сопли вытри, ходишь как эта!
Младшая сестра злобно сощурилась и, метнувшись в коридор прошипела.
– То же еще раскричалась, ходит сиськами трясет, как дедки Митина коза!
Олег поморщился, воспитатель из Лиды отменный. Хотя, сказать по – честному, его тоже раздражает привычка жены разгуливать по дому в сарафане с прорехой подмышкой. Молочно белая отяжелевшая грудь с выступившими под кожей голубоватыми венами виднеется всякий раз, когда жена поднимает руку вверх или тянется что – то достать. Зато глаза Лида красит с самого утра, усевшись за стол с потрескавшейся клеенкой и отодвинув грязную посуду, она старательно плюет на черный кубик туши и, приоткрыв рот, водит щеточкой по ресницам. А затем булавкой педантично расщепляет слипшиеся волоски. Так же старательно, она накручивает тонкие русые волосы на термобигуди, вылавливая их кончиком расчески из кастрюли с кипятком, в которой потом спокойно поставит варить макароны.
О том, что не видать Олегу обещанной матерью работы, смущаясь, сообщил отец. Так вот, дело то какое, все на мази было. Иван Ефимович, директоров водитель, на пенсию собирался, Тонечка за сына слово замолвила и вроде даже директор согласный был. А теперь чего ж, раздумал Ефимыч на пенсию идти, выходит. Мужик крепкий чего хорошую должность бросать? А материной вины тут и нет вовсе, кто ж знал, что так выйдет?
Отец так горячо и многословно убеждал в непричастности матери к потере работы, что Олег лишь хмуро кивнул в ответ. Может он и не большого ума, но тут и ребятенку понятно, Антонина Князева не простит измену никому даже собственному сыну. Отец, как всегда, помявшись и шепотом, словно жена могла услышать, сказал, что поспрашивал знакомых, если сын не возражает можно водителем рейсового
