наблюдал за рассеянной прогулкой Алфеи, о которой они говорили, не надеясь, что она приблизится в снисходящих сумерках. Он давно пытался разгадать ее исчезновения и вот, пожалуйте, с опозданием в целую вечность можно что-то сопоставить, объяснить. Но только себе. Он с благодарностью принял запоздалые тексты песен на хранение.
– Эти каблучки отбивают ритм новой баллады, – заметил Высоцкий, – да… так. Да. – Легким дыханием откликнулось эхо, не печалившееся о том, что оно всего лишь сторонний наблюдатель. Алфея остановилась у напольной вазы, долго выбирала бледную, не надломленную розу и, вытянув, с царственным равнодушием удалилась к себе. Отставив гитару, он стряхнул оцепенение и попробовал звук паркета, словно недавние шаги могли оказаться наваждением. Хранитель поспешил развеять недоверие.
– Жаль, Вы так и не успели разглядеть ее, но, поверьте, ничуть не изменилась. Жаль, она не предупреждена о визите. Не успел. Видите ли, она задумчива сегодня и редко смотрит в мою сторону. Вчера был пышный прием, знаете, многообразие утомляет. – Высоцкий остановил походившие на оправдания объяснения, взбежал по лестнице, вернулся с утерянной розой и, отбив чечетку, подмигнул собеседнику.
– Чтобы нас замечали, женщину надо рассмешить!
– Браво! – воскликнул Управитель.
Дамы вспыхивают от восторга. Внезапная суета становится явной и не совсем уместной. Хранитель пытливо замечает им, что рассказ напрасно прерван без спросу ожившей свитой, предлагая Высоцкому выбрать кресло у камина и продолжать, не позволяя вольностей заносчивым дамам. Они нарочито капризничают, кокетничая с недоумевающим Гостем, обращая к нему томные взоры и рассаживаясь вокруг.
– А-ах! Тихий вечер у камина…
– А-ах! Эти тайные страсти Алфеи.
– На, запретных для нас всех, брегах Леты.
– Володя, друг милый, не томи…
Высоцкий шутливо отбивается от хитрых созданий, так ловко и наперебой выхватывающих чужие мысли.
– Девочки, девочки! Да вы тут совсем ошалели! Как вам удается подслушивать и выбалтывать еще несказанное? Негодные чаровницы!
– А-а-ах! Мы не заметили, как отчалила ладья…
– И как скрылись берега. – Щебет становится бесцеремонно ядовитым. Нервно дрогнули струны, почерневшим лицом Высоцкий обернулся к Хранителю и в оседающей тишине продолжил.
– Да, мы не заметили – давно ли берега увязли в тумане и сгинули. Мы не могли ни определить течения, ни управлять довольно громоздкой ладьей. Да мы и не хотели пошевелиться. Мы не знали и не желали знать, что ждет нас впереди… – - Одиночество, – нам ответил надменный Харон.
– Цветы и слезы для богини, – распорядился Управитель, заметив гневное лицо Хранителя, желавшего говорить.
– Милые
