многолюдно. Посредине площади стояло несколько балаганов, чуть подальше жгли чучело зимы. Дымились трубы переносных печей, на которых толстые стряпухи в цветных платках жарили блины.
У одного из балаганов Полина крикнула:
– Князь, пусть остановится здесь!
Ямщик натянул поводья, и сани остановились.
– Смотрите, князь, какой балаган! Давайте посмотрим хоть немного…
С деревянных подмостков зазывал зевак на представление балаганный дед с мочальной бородой, наряженный в разноцветное тряпьё:
Прохожий, стой, остановись,
На наше чудо подивись.
Девицы-вертушки,
Бабы-болтушки,
Солдаты служилые,
Старики ворчливые –
Чудеса у нас узрите,
Ни в каку Америку не захотите!
Гармонист Фадей
Будет так играть,
Что медведь из медведей
Станет «барыню» плясать!
Ямщик покосился на Панчулидзева.
– Милейший, давай, постоим, – сказал Панчулидзев ему. – В накладе не останешься. Добавлю сверху гривенник за простой…
– Как будет угодно вашей милости, – весело отозвался ямщик. Он и сам был, видно, не прочь поглазеть на зрелище.
Тут на сцену вышел гармонист в нагольном тулупе, а следом за ним вывели на цепи худого медвежонка, бурая шерсть которого местами свалялась, а местами топорщилась. Гармонист заиграл, а медвежонок встал на задние лапы и заученно затоптался по кругу, развлекая непритязательную публику. А гармонист в это время затянул частушки, совсем не шуточного содержания:
Пожалте сюда, поглядите-ка.
Хитра хозяйская политика.
Не хлыщ, не франт,
а мильонщик-фабрикант,
попить, погулять охочий
на каторжный труд, на рабочий.
А народ-то фабричный,
ко всякой беде привычный,
кости да кожа
да испитая рожа.
Плохая кормёжка
да рваная одёжка.
И подводит живот да бока
у работного паренька.
При исполнении этого куплета медвежонок остановился и стал поглаживать себя лапами по худому брюху, вызвав у зрителей новый приступ смеха. Но смеялись не все. Раздался свисток городового. Матёрый, седоусый, размахивая кулаками-гирями, расталкивая толпу, он пробирался к сцене. Гармонист не стал дожидаться, когда дюжий блюститель порядка доберётся до него, попятился за кулисы, на ходу допевая куплет:
Дёшево и гнило!
А ежели нутро заговорило,
не его, вишь, вина,
требует себе вина,
тоже дело – табак… –
и юркнул за занавеску.
Следом за ним – его собрат с медвежонком.
– Ну, теперь лови ветра в поле! – хмыкнул ямщик. – Во даёт, язык без костей! А попадись в участок, кости-то на боках ему живо посчитают… Но-к што, барин, поедем?
– Поезжай!
