но почти каждый был осведомлён об их жизни и о том, что Матис – редкостный бабник и, вообще, любит всё, что движется и имеет первичные и вторичные женские половые признаки.
Остальные французы решили не пробовать занять свободную кровать и, в результате, к девушкам пришёл Андрей. Видя их недобрый взгляд, парень вздохнул и честно признался, что гей и потому он самый безопасный сосед по комнате. Заодно, переводчик-таки поведал подругам историю своей службы в вооружённых рядах, из которых его погнали. Оказалось, что Андрей не сказал правды о своей ориентации на комиссии, но это выяснилось уже там, в казармах. И, чтобы парня не прибили разъярённые сослуживцы, его быстренько выписали обратно с пометкой «Не годен».
Девушки посмеялись, но возражать не стали и пустили переводчика к себе. Он не соврал, на них ему было абсолютно наплевать в плане сексуального или любовного интереса, впрочем, девушки заметили это ещё и до его признания. Все, кто был счастливым обладателем кровати, постепенно заснули, а там, за дверью, остались французы… без спальных мест.
Андрей отправился спать только после того, как объяснил французам их «перспективу» на сон и они определились со спальными местами. Правда, как только переводчик удалился, музыканты вновь собрались на середине комнаты и начали совет:
– Qui et où vont dormir? (Кто и где спать будет?) – поднял вопрос Матис, оглядывая товарищей по группе.
– Je suis sur le canapé, (Я на диване), – пожал плечами Бернард, полагая, что никто не станет возражать.
– Smart beaucoup? (Умный очень?) – фыркнул на него брат. – Je veux aussi sur le canapé! (Я тоже на диване хочу!)
– Nous sommes là pas aptes, (Мы там не поместимся), – скептически ответил младший Жаккар и сложил руки на груди.
– Je parie? (Спорим?) – глаза старшего брата загорелись.
– Je ne vais pas dormir avec vous, (Я не буду с тобой спать), – поморщился Бернард.
– Oh, ça fait mal pas… (Ой, больно надо…) – фыркнул Матис и тоже сложил руки на груди.
Тибо, молча, наблюдал за братьями, чувствуя, что ещё немного и у него начнётся истерика. Ему безумно хотелось спать (в идеале, на кровати), ужин стоял в желудке камнем, от холодной воды кожа до сих пор была покрыта мурашками.
– Pourquoi contestez-vous? (Зачем вы ссоритесь?) – встрял в спор Планель. – Permettez-moi de se coucher sur le canapé? (Давайте, я лягу на диване?)
Братья дружно усмехнулись и синхронно отвернулись, близнецы, как-никак, пусть и неидентичные.
В это самое время со стороны сеней послышался грохот. Замолкнув, французы напряглись, вслушиваясь в тишину полуспящего дома. Примерно через минуту из сеней появился Чарльз и не один… а с раскладушкой.
– À mon avis, ce lit… (По-моему, это кровать…) – не очень уверенно сказал Лагранж, таща скрипучую раскладушку к товарищам.
На шум пришли Андрей и Клава, оба заспанные и не очень добрые, особенно Швиммер.
– Что с ними опять случилось? – спросила девушка.
– Не знаю, – пожал плечами переводчик. – Я думал, что они лягут спать.
– Guys,
