попасть внутрь.
– Вот, значит, как Гитлер решил добиться своего?! – яростно произнес Вальтер. – Просто не пускать нас в зал?
Ллойд увидел, что двери охраняли коричневорубашечники. Тех, кто был в нацистской форме, они пропускали без вопросов, но все остальные должны были предъявить удостоверение. Мальчишка помладше Ллойда презрительно осмотрел его с головы до ног и наконец с ворчанием впустил. Это было запугивание, простое и неприкрытое.
Ллойд почувствовал, что закипает. Он терпеть не мог, когда его пытались запугивать. Он знал, что может запросто сбить с ног этого мальчишку в коричневой рубашке одним хорошим левым хуком. Он заставил себя держаться спокойно, отвернулся и вошел в дверь.
После драки в Народном театре мама осмотрела его шишку, большую, как яйцо, и велела ему отправляться домой, в Англию. Он ее все же уговорил, но едва-едва.
Она сказала, что у него нет никакого чувства самосохранения, но это было не совсем так. Иногда ему становилось по-настоящему страшно, но от этого всегда хотелось сражаться. Он инстинктивно стремился в бой, а не в бегство. Это и беспокоило его мать.
Как ни смешно, сама она была точно такой же. Она домой не собиралась. Ей было страшно – и в то же время радостно, что она находится в Берлине в этот переломный момент в истории Германии, а насилие и репрессии, свидетелем которых она оказалась, приводили ее в ярость, и она считала, что сможет написать книгу, в которой предупредит демократов других стран о тактике фашистов.
– Ты еще отчаянней, чем я, – сказал ей Ллойд, и она не нашла, что ему ответить.
В Кролль-опере было полно коричневорубашечников и людей из СС, многие были с оружием. Они стояли у всех дверей и каждым своим взглядом и жестом демонстрировали ненависть и презрение к любому, кто не поддерживал нацистов.
Вальтер опаздывал на собрание фракции Социал-демократической партии. Ллойд торопливо пошел по коридорам в поисках нужного зала. Заглянув в зал заседаний, он увидел, что с потолка свисает, господствуя над залом, огромное полотнище со свастикой.
Когда после полудня начались слушания, первым вопросом, вынесенным на обсуждение, был акт «О чрезвычайных полномочиях», позволяющий кабинету Гитлера проводить законы без одобрения рейхстага.
Последствия этого акта были бы ужасны. В результате Гитлер стал бы диктатором. Репрессии, запугивания, насилие, пытки и убийства, которые Германия увидела в последние несколько недель, стали бы постоянными. Это было немыслимо.
Но Ллойд не мог себе представить, чтобы хоть один парламент мира принял такой закон. Они бы сами лишили себя власти. Это было бы политическим самоубийством.
Он нашел социал-демократов в маленькой аудитории. Собрание уже началось. Ллойд показал аудиторию Вальтеру и был отправлен за кофе.
В очереди он оказался за бледным молодым человеком со внимательным взглядом, одет тот был весь в черное, как на похоронах. Немецкая речь Ллойда стала уже более беглой и разговорной, и
