на щеках появлялся нехороший румянец. Прислуга посвящала его, кроме того, во все свои сплетни и интриги. Амаро поневоле сделался лгуном и сплетником, рылся в чужих вещах, вертелся среди грязных юбок и фальшивых волос. Он был невероятно ленив и утром подолгу валялся в постели, плотно закутавшись в одеяло и обняв подушку.
Однажды в воскресенье, вернувшись утром с обедни, маркиза упала на террасе и скоропостижно скончалась. В завещании она распорядилась отдать Амаро в пятнадцать лет в семинарию, чтобы он сделался священником. Обязанности исполнить это распоряжение возлагалась на отца Лизета. Амаро было в то время тринадцать лет.
Дочери маркизы переселились по смерти матери к тетке, а Амаро отправили к его дяде-торговцу. Это был толстяк, женатый на дочери бедного чиновника, которая вышла за него, чтобы уйти из родительского дома, где ей приходилось жить в бедности. Она ненавидела мужа, его ласку, его волосатые руки и бедный квартал, где они жили. Муж, наоборот, обожал ее, осыпал дорогими подарками и называл своею герцогинею.
Амаро не встретил в доме дяди ласкового женского элемента, окружавшего его у маркизы. Тетка почти не обращала на него внимания. Она сидела целыми днями у окна, напудренная и разодетая в шелк, читая романы или театральную хронику и ожидая, когда пройдет под окном её ухаживатель. Дядя воспользовался мальчиком и поставил его за прилавок, заставляя вставать в пять часов утра. Оба ненавидели племянника, жалея каждый кусок хлеба, который он съедал у них. Амаро худел и плакал целые ночи напролет. Он знал, что должен поступить пятнадцати лет в семинарию, и ждал этого времени, как освобождения от тяжелого ига.
Никто никогда не спрашивал его о вкусах и наклонностях. Ему навязывали священническую рясу, и пассивная натура мальчика покорно принимала ее. Правда, он ничего не имел против того, чтобы сделаться священником. Он видел много отцов церкви в доме маркизы. Это были все изящные, холеные господа, обедавшие за одним столом с гидальгами и нюхавшие табак из золотых табакерок. Ему нравилась профессия, благодаря которой он мог жить среди женщин, шептаться с ними, чувствовать близко приятную теплоту их тела и получать подношения на серебряных подносах.
За год до поступления в семинарию дядя стал посылать его к учителю для усовершенствования в латинском языке и освободил от прилавка. В первый раз в жизни Амаро почувствовал себя свободным. Он ходил к учителю один, гулял по улицам, видел город, смотрел на ученье солдат, заглядывал в двери кофеен, читал афиши. Особенно привлекали его внимание женщины. Он стал мечтателен, и по ночам ему часто чудились во мраке женские фигуры или отдельные части их тела: то ножка в лакированной ботинке и белом чулке, то округлая рука в коротком рукаве. В это время перспектива быть священником перестала привлекать его, потому что он не мог жениться. Товарищи, занимавшиеся с ним вместе у учителя, успели оказать на него дурное влияние. Он стал курить потихоньку, похудел и пожелтел.
Когда
