сиреневое платье, и волосы, и глаза – ты просто дрянь.
Лишь это слово способно обидеть.
– Знаете, – говорю я полиции, – мне надо связаться с тем человеком, с настоящим, у которого две руки.
– Две руки?
– Просто поверьте, я и сам хочу понять, что происходит!
– Мы сами с вами позже свяжемся.
Они уходят, ухмыляясь, а мне не смешно. Мне страшно. Окна трясутся от ветра. Меня трясет.
15
– Тебя же уволили как полгода?
– Полгода? Не может быть, мне нужно подготовить бумаги к понедельнику.
– Послушай, да стой же ты! Что с пальцами?
Я побежал, и бежал быстро. Господи, что он несет? Я видел, как человек бежит по улице, он бежал, а я наблюдал за ним. Дыхание перехватывало. Он бежал быстрее, и в правом боку начало колоть.
После работы я зашел в кафе. Тяжелый вышел день. В голове какая-то каша – ничего не могу собрать воедино. Бумаги-бумаги, кажется, это было как-то связано с музыкой.
Это была она. Там – в кафе.
Она сразу меня узнала – глаза вспыхнули. Рядом с ней сидел какой-то парень. У нее разве не сутки на работе сегодня?
– Привет, – сказал я.
– Да, привет.
– Когда ты будешь дома? Я волнуюсь.
Она посмотрела на своего друга.
– Ты что имеешь ввиду?
– У тебя же сегодня смена кончается? Что ты вообще здесь делаешь, кто он?
Парень недовольно посмотрел на меня.
– Слушай, уходи, – сказал он, – оставь уже нас в покое.
– Нет, постой, я не понимаю, что происходит?
– Уходи, – сказала она, потупив взгляд.
– Но я же жду тебя, я же..
– Уходи, я уже все тебе сказала.
Парень поднимается из-за стола. Полегче, полегче. Вы – вместе? А мы? Мы ведь тоже. Мы были вместе? Мы были?
Как ты могла.
Как ты могла
Как ты
Как ты?
Я выхожу на улицу.
Передо мной гигантские клавиши. Под ними пропасть – с одной стороны, там, где кончаются белые. Я иду по этим белым – пытаюсь, они большие, по пять метров в ширину каждая, и длинные – бесконечно длинные, уходящие в эту пропасть. Над ними – черные, уходящие в темноту, но на них не залезть. Клавиши скользкие. Очень скользкие. Кроме них ничего нет. Я начинаю скатываться в пропасть по белым. Иду и скатываюсь – слишком скользко. Я не могу зацепиться ни за что – пальцы, что с моими пальцами?
Цепляться, цепляться! Пытаюсь, но ничего не получается. Я все скатываюсь, и затем – падаю – падаю в эту пропасть, клавиши остаются где-то сверху, а меня окружает темнота, бесконечная, холодная, сжирающая темнота.
Остается только темнота.
16
Все спутывалось.
– Спокойной ночи, – сказала она.
– Да, слушай, так что ты думаешь?
