очистками и ботвой. Сейчас это казалось пиршеством.
Нет! Она ведьма. Она держит взаперти этого мальчика, потому что собирается его зажарить и съесть. Она…
Я прижала палец к губам. Я заметила, что чем старше становлюсь, тем больше Тень делается похож на ребенка.
– Не глупи. Это просто его бабушка, она за ним присматривает. Просто старушка.
Но Тень запаниковал и метнулся через калитку ко мне стремительным, заячьим движением. Раздавшийся в доме детский крик разорвал воздух.
– Нас из-за тебя застукают, – прошипела я. – Надо бежать.
Дальше было одно одиночество. Тень так напугался, что ушел. Насекомые, которых я не видела, только чувствовала, поселились в моем пустом дереве, но я все равно забралась внутрь и позволила им по мне ползать.
Голод усилился, и я отыскала ледяной быстрый ручей, окунула в него лицо и стала лакать, как собака. Вода была такой холодной, что обожгла мне губы. Я нашла в лесу места, где прежде никогда не бывала. Такую глубокую лощину, что мертвые листья накроют тебя с головой, если туда прыгнуть. Я забралась внутрь и улеглась под сухими листьями. Было темно и спокойно, ноздри мне наполнял запах земли.
Вечность, как мне показалось, спустя я выбралась наружу. Вечерело. Ориентируясь по местности и по направлению солнца, отбрасывавшего длинные тени, я медленно двинулась домой. Пусть делают со мной что хотят. В лесу я все равно рано или поздноcумру.
К началу следующей ночи я дошла до нашего заднего двора. На втором этаже горел свет. С опушки леса я видела дом поверх забора. На серых плитках двора темнело пятно – там, где была голова Мика. Я свернулась под деревом и стала ждать.
19
Тень
Глупая ты сучка.
Теперь тебе точно конец. Ты что, думаешь, что мы теперь выживем?
Если бы я мог, я бы сжал тебе шею руками и держал, пока тебя бы почти не стало, а потом забрался бы в твое тело и стал в нем хозяином. Мне так хочется снова чувствовать вкус воздуха, как чувствуешь ты.
Иногда я тебя ненавижу.
20
Душистый горошек
17 ноября 1983
В лесу времена года движутся в обратную сторону. Летом там пышная тьма, кроны впитывают солнечный жар. Зимой свет падает сквозь голые ветки, как через выбитый взрывной волной витраж, от которого остался лишь свинцовый переплет в небе. Но даже голые ветки создают подобие щита, а чистое небо заставляет меня щуриться. Закат сиял желтым, от него было больно глазам. В воздухе стоял запах остывшего печного дыма.
За калиткой мне замахали травы. Ручка куклы казалась меньше, чем я помнила, хотя я знала, что этого не может быть. Дойдя до конца дорожки, я увидела, что там не просто пятно: кровь застыла хрустящей коркой. Я ткнула в нее башмаком, и у меня все перевернулось внутри, когда ее поверхность треснула.
Меня так затрясло, что я вскрикнула. Я подумала о Барбаре, которая сейчас в доме. Она, наверное, плачет: сперва не стало Труди, потом мужа. Она укажет на меня пальцем и закричит.
