– засыпая дороги, канавы и ручьи, из-за чего вода бурлила на заторах. То, что я знала о Сандре и Мике, заставляло меня держаться тихо и настороженно. В школу я ходила одна, ржавые листья кружились вокруг столбом. Красная машина Мика каждый день проезжала мимо меня по дороге, хотя направлялись мы в одно место. Он опять стал похож на сырое мясо. Теперь это выражение не сходило с его лица, словно он был нездоров, словно болел чем-то, от чего никогда не поправится. Его лицо размазывалось по окну машины, когда он смотрел на меня. Потом он сворачивал за угол, оставляя за собой кружившиеся листья.
Он выжидал. Даже Барбара ходила по стеночке. Волоклась из комнаты в комнату.
Все в школе это чуяли, запах крови, – чуяли, что на мне отметина неблагополучия. Я издали смотрела, как пританцовывали рядышком Никола и Мелисса. Они были так хороши, что иногда казалось, будто вокруг их сомкнутых фигур сияет ореол. Когда я шла по школьным коридорам, передо мной все расступались.
Вопрос времени. Уже почти наступила зима, когда время пришло. Я расчесывала волосы за кухонным столом, свесив их блестящей темной волной через плечо, восхищаясь отблеском воронова крыла и думая о Томе и о том, как они будут смотреться рядом с его белокурой светлой головой.
Я почувствовала, как отворилась дверь, выпуская застоявшийся запах кухни, которая весь день была закрыта.
Из-за двери вползли слова:
– Руби, выйди.
Я уронила щетку. Я даже не слышала, как Мик приехал домой. Наверное, он зашел через калитку на заднем дворе.
– Выходи, второй раз просить не стану.
Я подумала: может, он стоял снаружи, глядя в освещенную комнату, наблюдая за мной через окно? Жутковатая мысль; меня поймали за самолюбованием, расчесываясь, я шептала: «Том, Том, вернись ко мне. Увижу ли я тебя снова?»
Я тянула, сколько могла, надела пальто и замотала шарф, прежде чем выйти из дома.
Он стоял на садовой дорожке. Уже сгущалась ночь, от темного зимнего железа деревья закоченели, в воздухе густо висел печной дым. Небо было ясным, но наливалось зеленоватым мраком с оранжевыми и желтыми полосами. Мик на его фоне выглядел тенью, он возвышался до небес. Я видела очертания его торчащего чуба.
– Руби-Руби, я думал о тебе, о том, как ты сожгла мою одежду. Подожгла мои брюки, бог ты мой, что за девчонка.
Он говорил нараспев, почти пел. Я уловила исходивший от него запах – он пах, как зверь в шерсти.
– Я долго думал. О тебе, о твоем вранье.
Я взглянула в небо. Там сверкала одинокая звезда. Венера. Казалось, я ничего страшнее в жизни не видела.
– Ты и маму свою враньем огорчаешь.
Я было начала, что не рассказывала Барбаре про визгливый смех Сандры, пузырившийся во тьме. Она, наверное, сама догадалась, а теперь Мик решил, что это я ей их выдала.
– Она сто лет как знает, – сказала я, вспоминая ее выставленные вилкой пальцы.
– Ну да. – Он переступил с ноги на ногу и поспешно добавил: – Можно подумать, есть о чем знать. Ты даже полицейскому врала.
