мол, Великий Пан. Тыщи две тому назад. Кто ж тебя теперь домой вернет?
Иларий смотрел потерянными глазами, желтоватое радостное безумие в них выворачивалось отчаянной изнанкой. Губы дрожали. Пальцы вцепились в мех на коленях.
– Ладно. И здесь люди живут. И всякие прочие. Раз уж так вышло, давай справим поминки по Великому Пану.
Никола придвинул в угол крепкий стол, поставил бутыль самогону на травах, стаканы граненые, две банки армейской тушенки, литровую банку маринованных огурчиков, вышел в сени, навалил в миску капустки. Снова подвесил котелок, теперь из воды горбились коричневые клубни.
– Щас мы ее, родимую, в мундирчиках… А пока давай… не чокаясь.
В растерянности от неожиданных и ошеломительных новостей Иларий подзабыл недавний опыт, а прозрачный вид напитка не вызвал в нем опасений. Он, взяв пример с хозяина, лихо опрокинул стакан.
– Да что ж ты! – забеспокоился Никола, поднося ему огурчик на вилочке. – Это ж тебе не виноградное разбавленное. Это ж чистый самогон. Ты закусывай, закусывай.
По-козьи проворно фавн схрупал огурец и приободрился. В глазах растеклась теплая влага, улыбка тронула помягчевшие губы.
– Амброзия чистая, – проворковал он. – С нектаром сладким.
Волк кивнул, наливая по второй.
– Организму надо не давать опомниться. Ударная доза называется. Пей. Как лекарство. И все пройдет.
Выпили по второй.
– Погоди-ка, – сказал Волк, орудуя консервным ножом. – Нельзя без закуски.
Выпили по третьей. От тушенки Иларий отказался, схватив вилку в кулак, решительно вонзил ее в пупырчатый огуречный бок.
– А капустку квашеную что ж не ешь? Самая, извини, козлиная пища.
Фавн лихо тряхнул головой, не удержался, опрокинулся на подушки, но тут же приподнялся на локте и сказал:
– Ты что, до четырех считать не умеешь?
– Еще? – удивился Никола внезапной бойкости гостя, однако охотно потянулся к бутыли.
– Вот было бы у меня четыре ноги, был бы я козлом. А так…
Капуста ему не понравилась.
– Погоди-погоди, – пообещал Никола. – Завтра я тебя от бочки не оттяну, вот увидишь. А картошечки горяченькой? В твое время такого не едали. Заморский клубешек, а прирос к земле родной, – ссентиментальничал Никола.
«Ох, что-то меня развозит. Набегался, толком не ел. И не спал. Надо бы того… аккуратнее… И главное – закусывать».
– Я ведь тоже, понимаешь, не в своем времени, – пожаловался он, чтобы утешить Илария. – Внуки-правнуки давно отбегали, черны вороны белы кости поглодали. А я – вот он. Здесь недавно.
– А тебя-то как сюда?..
– Своей волей. Одному дураку Ивану нос утереть хотел. Это я потом уже у Хайнлайна… ты не знаешь, это писатель такой американский… ну, из тех краев, где картошка растет. Читал я у него, что толку в этом никакого. Ну, а в те-то времена Хайнлайнова душа еще в горних высях своей очереди дожидалась.
