говорю.
– Коля, да ты же у нас на литейщика учишься в институте, а не на ювелира, – расхохотался мужчина, который, похоже, рад был отвлечься еще хоть на пару минут от неизбежной и явно неприятной ему темы разговора.
– Я и говорю как литейщик, – тоже захохотал в ответ молодой человек. – Литье отличное, тонкое литье.
– Да, – вновь посерьезнев, согласился мужчина, – греческое. Античное. Говорят, эта пряжка принадлежала самому богу Гермесу.
– Чего? – вновь расхохотался молодой человек. – Это который летал на своих крылышках? Мы в школе проходили. Помню.
– Сандалии у него были крылатые, – как-то нехотя поправил юношу мужчина.
– Ах да, сандалии, – хмыкнул молодой человек. – Батя, какой Гермес? В прошлом году человек в космос полетел. Вот это сила! Ты бы лучше Юрию Алексеевичу Гагарину про своего Гермеса рассказал. Чтобы он посмеялся. Думаю, он на орбите никакого Гермеса не видел.
Седой мужчина в ответ через силу улыбнулся.
– Ты эту брошку маме купил? – поинтересовался молодой человек.
– Нет, – отмахнулся мужчина.
– Ольке, что ли? – продолжил свой допрос молодой человек, все еще вертя тяжелую золотую пряжку в руке.
– Это тебе, – пробормотал мужчина и тут же поправился: – Твоя она.
– Мне купил? – растерянно переспросил молодой человек. – Зачем?
– Да не купил я ее, – нахмурился мужчина. – Я же сказал: древняя вещь. Где ее купишь? Повторяю: твоя она, твоей семье принадлежит.
– Нашей семье? – снова переспросил молодой человек.
– Твоей, – упрямо повторил мужчина и, словно с разбегу кинувшись в холодную воду, быстро и строго произнес: – Ты меня, Коля, выслушай и не перебивай. Ладно? Потом можешь вопросы задавать. Но сейчас дай мне сказать. А то я собьюсь и так и буду мямлить.
– Хорошо, батя, – кивнул молодой человек, явно напуганный серьезным тоном отца, – молчу.
– В общем, так, – обреченным голосом начал мужчина, – я тебе не родной отец. И мать…
– Тоже не мать? – хмыкнул молодой человек, пытаясь, очевидно, разрядить обстановку.
Но его шутка явно не удалась. Мужчина лишь вздохнул, упрекая юношу в нарушении обещания хранить молчание, и продолжил:
– Мы для тебя приемная семья. А твои настоящие родители – греки – были нашими соседями. До войны еще. Квартиру эту, как ты и сам помнишь, мы получили, когда я в отставку вышел, и мы с Севера вернулись в Мариуполь. Вернее, в Жданов уже. А до войны мы жили в частном доме в старом городе. А они рядом – родители твои: Никифор и Дориса. И твоя сестра Майя. А тебя звали не Николаем, а Эвклидом.
– Как? – растерянно, но все еще стараясь сохранить некую иронию в голосе, переспросил молодой человек.
– Эвклидом, – повторил мужчина. – Ты тогда младенцем был. Так что ничего не помнишь. Когда перед оккупацией греков вывозили из Мариуполя,
