style="font-size:15px;"> – У отца надо спросить, – вернувшись к прежней теме разговора, произнесла женщина.
– Что спросить? – не понял юноша.
– Можно ли тебе пряжку эту в Ленинград с собой брать. Все-таки семейная реликвия, – как-то не очень уверенно, опасаясь, очевидно, нового всплеска сыновнего гнева, пояснила женщина.
– А! – протянул юноша. – Да, конечно, спроси. Вместе спросим. Да только ты же сама знаешь, что он разрешит. Потому что ему все равно. Он даже имя себе возвращать не стал. Так и остался Николаем.
– Его приемные родители… – начала было женщина.
– И что? – оборвал ее сын. – Я что, деда с бабкой не люблю, что ли? Дед с бабкой у меня золотые. Слов нет. Но только и о прошлом надо помнить. Греки мы или нет?
– Греки, – вздохнула женщина. – Кто бы спорил. Назвали же мы тебя Данаем. Тоже было непросто. Нас с отцом потом в райком комсомола вызывали. Спрашивали: что мы имели этим в виду.
– Знаю, рассказывала ты, – фыркнул юноша. – Конечно, греки и Меотида – две вещи несовместные! Откуда нам здесь взяться?
– Что ты меня-то спрашиваешь, сын? – возмутилась женщина. – Такие времена были. А до этого еще страшнее. Тут тебе не твои грифоны с горгонами – тут товарищи похлеще заправляли. Не всегда можно было даже упоминать, что ты грек. Брата моего, когда в армию забирали, русским записали. Не рыпайся, сказали, и молчи. Нет, сказали, в Мариуполе никаких греков. Есть один советский народ.
– И это знаю, мама, – пробурчал юноша. – Но должно же что-то остаться в нас? Мы же… – тут юноша осекся, а спустя мгновение, раздраженно вскинув голову, бросил матери: – Нельзя же быть просто литейщиком, как отец!
– А что здесь плохого? – пожала плечами женщина. – Зарплата на заводе неплохая. Шел бы и ты в наш металлургический институт. По стопам отца, а? Чего тебя несет на этот филологический. Да еще в Ленинград?
– Не знаю, – растерянно пробормотал юноша, как будто слова матери застали его врасплох, впрочем, он тут же продолжил уже более уверенно: – Это я насчет Ленинграда. Хочется почему-то именно туда. В университет. А насчет литейщика, то это точно не мое. Ты же знаешь, мне с детства снились мои греческие боги и герои древности. Как отец мне в пять лет эту пряжку показал, так я и заболел этим.
– Так и живи здесь, в Мариуполе, – развела руками мать. – Возле Меотиды своей любимой. Чего тебе ехать бог знает куда? Дед с бабкой вон прожили десять лет на Крайнем Севере. Снег да мрак. Слышал ты их рассказы.
– Ленинград – это тебе не Заполярье, – огрызнулся юноша. – Не хочу я быть литейщиком.
– Оставайся, – пробормотала мать. – Аттестат у тебя дай бог каждому. На любую специальность здесь пройдешь. Не обязательно на литейщика учиться.
– Ага, на сварщика тогда? Велика разница! – хмыкнул юноша.
Роясь в ящиках письменного стола, он все-таки обнаружил то, что так долго искал.
– Вот же она! – юноша достал из коробочки
