они и робели поднять взгляд и посмотреть друг другу в глаза.
Когда же они все-таки решившись сделать это, сначала тайком, а потом совершенно открыто, они не смогли сдержать ухмылки, а Аистаил, избежавший уже несколько смертей и казней, резко рванул и от их расправы.
Внезапно ему захотелось вернуться в преисподню и жить в ней, жить со своим именем. Испытать каждое унижение, каждое сожаление, испытать все. Ему захотелось поплыть назад, но он видел одну только воду и уже позабыл, в какой стороне лежит кладбище. Наверное, в той. А может быть, и нет. Если он поплывет туда, то, возможно, лишь удалится от земли. Он увидел справа от себя, примерно в том направлении, в каком, как ему казалось, находилась земля, два паруса, бледных, словно юные луны. До них было далеко, однако ишак поплыл к ним. И заставлял себя плыть, вкладывая в это все силы. Он плыл, пока копытца не начало жечь, а дыхание не стало мелким. Тело его требовало, чтобы он остановился, но все еще напуганый ишак остановиться отказывался. Им владела потребность добраться до лодок – такая же настоятельная, какой была прежде потребность уплыть от своры людей. Ему нужно было, чтобы знакомые руки вытащили его из воды, вернули назад. Он плыл и внезапно заметил, что его бьет дрожь. На удивление сильная, продолжавшаяся, похоже, уже не одну минуту, хоть он и не мог припомнить, когда она началась. Зубы его громко стучали. Он говорил себе, что должен добраться до лодок, и плыл, толкая себя вперед упрямым усилием воли, и вдруг копыта его отказались работать. Прежде с ним такого никогда не случалось, и он решил, что это скоро пройдет. Копытца всегда двигались так, как он им приказывал. Они еще сохраняли способность бить по воде, и Аистаил бил ими, ожидая, когда они вернутся к нему. Вот только тело дрожало и не желало остановиться. Копытца тяжело свисали в воде, однако и работали, подчиняясь ему. Он поискал взглядом лодки. И не увидел их. Голова ушла под воду, и на краткое время копытца вернулись, забились, возвращая его назад, к воздуху. Он выискивал лодки. Говорил своему телу: плыви – и оно плыло, судорожными рывками, точно лягушка. Он попал в беду? Может быть. Может быть, и попал. Он плыл. И думал, что все обойдется. Он устал. И, не желая того, вдруг соскользнул в сон. Во сне он стоял посреди травянистого поля. За полем различались холмы, а в холмах город. В город он не пошел, но знал – город там. Птица пролетела над ним, и он вернулся. Заставил себя вернуться. Что-то присутствовало в воде – огромное, молчаливое бытие. Чайки падали с неба, крича, выискивая рыбу, и ишак подумал: если рядом птицы, в серьезную беду он не попал. Он плыл, однако его трясло, копыта работали плохо. Он увидел одну из них, проплывавшую мимо, и на миг поверил, что с ним кто-то есть, кто-то плывет рядом. Но нет, то было всего лишь его копыто. Ишак вгляделся в него. Увидел, как оно дрожит. И вновь погрузился в сон, и в этом сне его держали на руках, как ребенка. Сон завершился, но какая-то часть Аистаила осталась внутри его. Он понял: внутри сна есть место. Он может позволить укачивать себя. А может плыть
