этому, Ролло.
– Войска Карла смогли вновь осадить город. Вестей об этом ко мне не поступило, и я не смог помочь. А потом… Клянусь молотом Тора, от кого угодно я мог бы ожидать такого, но не от Торлауга. Он оказался коварен, как Локи[16], пошел на переговоры с Карлом, и тот пообещал ему жизнь, руку единственной дочери графа Санлиса и титул, если Торлауг крестится и принесет Каролингу вассальную присягу. Так что теперь Торлауг стал графом с христианским именем Герберт, стал графом Санлисским и заполучил франкскую жену. Часть викингов, принявших с ним крещение, он оставил при себе и дал им земли. Тех же, кто не отказался от старой веры, отпустил.
Эмма молчала, не решаясь сознаться Ролло, что, по сути, рада за Торлауга. Стать графом, сеньором, обзавестись семьей, а главное, спасти свою душу… Но Эмма поняла, какого опасного врага отныне приобрел новоиспеченный граф Герберт в лице бывшего покровителя Ролло Нормандского.
Она постаралась отвлечь Ролло от тяжких дум, сказав, что ничего бы этого не случилось, если бы Торлауг был уже связан с так нравившейся ему Маркотрудой. Логический пассаж Эммы вышел не совсем уместным. Ролло только разгневался.
– Это все, что тебя волнует, христианка! Меня предали, а ты думаешь лишь о своей ревности. Тебе давно пора понять, что я не монах, а Руан – не монастырь. И у меня всегда были и будут женщины…
Он осекся, увидев, как подскочила Эмма.
– Клянусь Пречистой Богородицей и Иисусом Христом, в тот день, когда ты изменишь мне – я тебя оставлю!
Его не испугала ее угроза. Куда ей было деваться, к тому же теперь у них будет общий ребенок. Однако резкая вспышка ее ревности приятно польстила самолюбию. И он смягчился. Посмотрел на нее. Его сердце забилось сильнее.
Эти волны ее рыжих волос, в которых отражалось пламя, эта сливочно-белая кожа, рот, блестевший, как орошенные росой лесные ягоды. Тонкая рубаха сползла с ее плеча, нежный изгиб напряженной шеи отливал розоватым от отблеска огня. Он видел, как вздымается ее увеличившаяся грудь с темневшими сквозь ткань набухшими сосками. И располневший живот на фоне все той же плавной линии длинных бедер в складках легкой белой ткани до пола… Ролло стало казаться, что все его неприятности отходят на задний план, когда его дома ждет такое существо. Его рыженькая красавица, его жена. И у них будет ребенок. Его ребенок… Ее ребенок.
А Эмма вдруг смутилась под лаской его взгляда, не сознавая, что стыдливость только красит ее. Вспыхнула, отвернулась, вновь присела перед зеркалом, стала беспорядочно перекладывать гребешки на полке. Откровенное восхищение и страсть в глазах Ролло обескуражили ее.
А он подошел и, сжав ее волосы в руке, повернул к серебряному диску зеркала.
– Что ты видишь, Эмма?
Она видела лишь, как он склоняется к ней, как его длинные волосы спадают ему на лицо. Потом он припал жарким поцелуем к ее плечу. И она замерла, оглушенная стуком собственного сердца, плененная кольцом обвивших ее рук.
А Ролло с улыбкой наблюдал,
Локи – бог коварства и лжи.
