зазорного в этом. Ты был членом партии?
Водитель засмеялся.
– Вот по твоему вопросу чувствуется, что ты в годы перестройки нисколько не перестроился. Ты спрашиваешь, был ли я членом партии, а какой партии – не спрашиваешь, то ли «партии зеленых», то ли «Яблоко», то ли ЛДПР. Говоря «партия», ты подразумеваешь КПСС. Да, был я членом КПСС, сейчас – нет. Но, как мой дед, когда его выгнали из членов КПСС, он говорил: «Я останусь беспартийным большевиком», так и я останусь до конца жизни беспартийным марксистом.
– Вот такие пассивные коммунисты и привели к распаду партии, к развалу страны, – с серьезным упреком произнес Антонов.
– Нет, дорогой Павел Семенович. Развал партии, развал всей нашей системы – процесс в какой-то степени закономерный. Мой дед еще в середине шестидесятых годов предвидел развал построенной в нашей стране социалистической системы, обретавшей подобие тоталитарного режима. Я, тогда еще молодой коммунист, горячо спорил с ним, мол, дед, такого быть не может. Он был малограмотным человеком, не мог свои мысли, доводы аргументировать, тем более научно доказать, но он нутром чувствовал, что такая система рано или поздно развалится.
– Значит, дед твой обиделся, что его выгнали из рядов КПСС, высказал такое предположение или пожелание? – с ухмылкой произнес Антонов.
– Вот здесь ты не прав. Дед мой – старый большевик, мог бы восстановиться в партии, но поскольку, как он говорил, в ряды КПСС просочилось очень много гнилых элементов, не хотел он с ним состоять в одной партии. Тогда и я, как ты сейчас, наивно верил, что партия не может делать ошибочные шаги, все, что делала она, я тоже кричал «одобрямс!», внушал себе неоспоримость партийных решений и слепо выполнял, веря в их незыблемость. А после ее развала стал анализировать все то, в чем дед всегда высказывал свое несогласие, и только теперь понял, что он был прав.
Антонов, что всегда показывал водителю рукой, куда повернуть, хотя водитель сам хорошо ориентировался в дебрях московских улиц, когда проезжали мимо метро «Красносельская» и двинулись по Краснопрудной улице, показал рукой налево и сказал:
– Держись в крайнем левом ряду, там внизу, у кинотеатра «Орленок», повернем налево.
– Там давно нет левого поворота, – сказал водитель и повернул направо возле вновь построенного моста третьего кольца.
– Ты куда?
– Не бойся! Хотя я живу в области, но Москву знаю очень хорошо. Перед Рижской эстакадой поверну направо, а там подскажешь, где твой дом.
Некоторое время ехали молча.
– И с чем не был согласен твой дед? – решил продолжить дискуссию Антонов.
– С тем, что каждая шишка на своем месте был умнее других, если он занимал пост выше, чем эти «другие». А ведь демократия – это, как ты выразился, народовластие, но никто не позволял этому народу, держателю власти, пикнуть, сказать этой шишке, что он совершает глупость. А если эта шишка сидела слишком высоко, то голос народа и не доходил до него,
