так из-под крыла и не вынул. И корм с утра нетронутый стоит.
Спустившись к себе, Саша набрал номер ветеринара, дождался автоответчика и оставил сообщение.
Наскоро сполоснувшись, Аня спустилась в медпункт и быстренько пробежалась по аптечке. Бинты есть, обезболивающих хватает. Раствор антисептика на донышке, пластырь бактерицидный на исходе. Надо завтра сходить на склад, пополнить запас. Лето же, все без конца носятся взад-вперед, падают и расшибают коленки.
Открыла реанимационную укладку, сверила по списку. Атропин, адреналин, кардиостимулятор, тубус, ларингоскоп, шприцы и иголки. Все на месте, как и следовало ожидать. Расписалась в журнале.
*
Они лежали у Ерофеева в дежурке. Им было тесно и душно – настоящих окон, ведущих наружу, на свежий воздух там не было.
– По-моему, в палатке было бы уютней, – посетовала Аня, чувствуя, что вот-вот свалится на пол. Топчан в дежурке явно не был рассчитан на двоих. – Может, лучше на пол переместимся?
– Как хочешь, – он пожал плечами.
Они встали, и расстелили на полу одеяло и спальник. На полу оказалось заметно свежее – сквозило из-под двери.
– Короче, избалованные мы какие-то, – посетовала Аня. – Вот раньше спали на полу в пещерах на шкурах. А мы кроватей напридумывали себе каких-то. Всем вместе-то, на полу, и теплей, и уютней, и в темноте не так не страшно.
– Вообще-то кровати – это чисто европейские штучки. Во многих странах до сих пор на полу на циновках спят.
– Ну и правильно делают! Знаешь, ты только не смейся, но я до смерти боюсь спать одной. Когда девчонки другие в комнате еще ладно. Но когда все разъедутся, вот как сейчас – брр! Я, знаешь ли, везде на ночь свет включаю, и в ванной, и в коридоре, и в комнате, и ночник еще над головой – и все равно уснуть иногда не могу!
– А ты приходи ко мне. Не за чем-нибудь, а так просто.
– Спасибо, приду, – Аня улыбнулась. – Не то, что б я была против чего-нибудь. Я только одного понять не могу. Зачем ты все время в презервативе, если знаешь, что я на таблетках? Без презерватива намного прикольнее.
– Могу себе представить. Но так все-таки надежней. Мало ли что. Вдруг ты таблетку забудешь принять? Или она не сработает? Тогда как?
– Ну, тогда… Тогда ничего не поделаешь. Против лома нет приема. Тогда, значит, родится и будет жить. Не мы первые, не мы крайние. Или ты за меня боишься? Не бойся, я крепкая.
– За себя боюсь. Нет уж, на фиг такие сюрпризы. Ерофеевы в неволе не размножаются. Вот выйду отсюда, заберу мать. Уедем с ней в глушь, где нас никто не сыщет. Вот там-то я и… Ань, ты как, поедешь со мной?
Она не ответила. Широко раскрытыми глазами она смотрела куда-то вдаль, куда-то сквозь стены и потолок. На поверхности глаз дрожали непролитые слезы.
Саша перевернул ее лицом к себе.
– Эй, с чего вдруг ты плакать
