глядеться, … как фонарь
глядится в высыхающую лужу.
Несправедливость
в жизнь привнесли законы Рима
с рабским Правом, где проститутка
требует сестерций с покрывающего тела
и Цезарь в Бруте узнает бессмертия начало.
Коррупция Сената такова,
что до сих пор,
расплывшись по иным краям,
она с успехом процветает.
Суд Рима слился с Властью
на все века и бедный
требования свои убавил.
Искусство виллами пьянит
и розами Соренто.
Вино по-прежнему в бокалах подают
и музыка октавами качает волны.
Гондолы арку проплывая,
гостей стеклом венецианским развлекают…
Все как всегда. Здесь можно жить
и в зеркале лагуны
находить прекрасных островов
гранитные могилы,
возможно, обретя приют для собственного тела;
как термы пепельной Помпеи,
хранят сожженных юные тела,
окоченевщих в вечном поцелуе.
Природа и Закон немногословны,
часто – скрытны, оставляя нас
наедине с Судьбою.
И час последний кто предвосхитит?
Долги мои пред ней, возможно ль, кто оплатит?
Запрещающий свет
Ты прости, что горю слишком ярко.
Ты прости, что живу чересчур долго.
Меня видно на всех перекрестках,
Где стоят семафоров торшеры.
Ты прости, что любил и люблю неумело,
что цветами сорил и деньгами.
Мне так нужно, чтоб был я лучшим,
чтоб гордилась ты мной всечасно.
Не прощай, если я обидел
и писать о себе не надо.
На звонки отвечать не стану,
номер твой для меня – забыт.
Наших губ не назначена встреча
и обьятий остыла истома.
Ты не худшая, я – не лучший.
Так к чему канитель тянуть.
Подойдя к перекрестку заново,
Сделай шаг мне навстречу, не бойся,
и пойди на мой красный,… запрещающий свет.
Ощущения родства
На пике осени
крылатым взмахом журавлей
стремятся к югу мои мысли,
а желтый лист резным узором
усердно красит нивы и луга.
В твоих глазах свет ожиданий,
надежды тихие ручьи —
источники воспоминаний,
а журавли, в полетной перекличке,
несут исправно мой воздушный поцелуй твоим,
еще непризнанным никем губам.
Сады и парки нам являют дары
натруженных ветвей,
а клумбы нежность излучают ковром
ухоженных цветов.
Как мило все,
что ты являешь в простой
и чувственной манере
до сердца, слуха моего, стихом своим,
душой открытой.
И очевидны ощущения родства
весенних глаз твоих
и робкого
