И то же в нас очарование. Том 1. Стихи. Жорж Дмитриев

      У соборной ограды

      совершенно неброский павильончик стоит

      и красавица Лена православному люду

      коврижки с изюмом, булки выпечки свежей

      и кирпичики хлеба каждый день продает.

      Я не мог не заметить

      и тебе рассказать

      о Елене Прекрасной,

      об улыбке волшебной

      и сиянии ее глаз.

      Скромность послана свыше,

      честность носит характер,

      а подарков от жизни,

      как судить я могу,

      получала едва ли.

      А глаза светом полны —

      благовесту сродни, —

      оттого и стою у окошка,

      «изучая цену», а уйти от нее

      все никак не могу.

      Счастлив тот, кому в сердце

      дева радость несет,

      кто ей волосы гладит,

      кому ужин готовит,

      с кем встречает рассвет.

      Я бы многое отдал за тепло ее глаз.

      Но на донце колодца,

      в родниковой воде,

      держит ключик от сердца

      неприступность её.

      В нашем северном лете

      всё давно уж не так:

      что запретно веками, то доступно сейчас.

      Дешевеет надежда

      и любовь на продажу по часам предстает.

      Девы древних профессий растлевают святое

      и – не греют никак…

      Вот и колокол звонит – оживает душа.

      Вот, что это такое —

      незатоптанная красота!

      Я в Париже будто жил,

      не сьезжал.

      Ренуара как-то раз повстречал,

      Он соломенную шляпу примерял

      и модель для полотна выбирал.

      Кастинг просто чудно обьявлял

      и девчонок из простушек приглашал.

      Танцевать хотели многие из дам,

      но стоять перед мольбертом за пятак!?

      Два сезона Пьер партнершу изучал

      и в конце-концов шедевры написал.

      В дивных платьях, во весь рост,

      карнавал в голубые платья юных дам обряжал.

      Сам Огюст, в портретном сходстве, сказал,

      как умело в танце линию держал,

      что Дега подобных танцев не писал, —

      оказалось, сельских танцев он не знал.

      Да,

      Париж без русских казаков

      ничтожно мал

      и Бистро, печать от них приняв,

      со стены, глазами Ренуара,

      празднично являет парижан.

      Как хороша ты перед сном.

      Как тонко пахнут твои руки,

      маня к себе в волшебный дом.

      Закрыты наглухо все ставни

      и двери скованы замками,

      и свет полночного светила

      зашторен темною гардиной,

      и смолкли звуки…

      Где оне?

      А отблеск в зеркале являет

      все тайны прелести твоей

      и сердце сразу обмирает,

      когда меня ты обнимаешь

      и говоришь: «Иди… ко мне!»