лучшим соком —кровью верности и заботы.
Нет иного такого чувства,
приносящего в жертву ласки,
пылкой страсти,
нагое тело,
исторгая всю негу плоти.
Содрагаясь в обьятиях ночи.
Раздвигаем ее границы,
задыхаясь, кусаем губы;
руки ищут доступной тайны
и огонь пожирает взгляды
от сокровищ,
приносимого в жертву тела.
Твоя молодость источает жажду;
исцеления нет
и не будет,
пока нежность моя
не станет
постоянно ласкать твои груди…
Не опьяняй меня улыбкой
Не опьяняй меня улыбкой,
закрой врата своей души.
Мне больно слышать твои песни
о той далёкой, не забытой,
что ворожит со мной во сне.
Я Рим отдам, Дамаск и Басру,
расплавлю льды всех океанов,
Сахару влагой напою, но
не позволю никому в порту китайском
жечь её судьбу.
И не забыть мне никогда
как скрипка звуком наполняла
её открытые глаза,
и как смеялась, увлекая
в свои заморские дела.
Не опьяняй меня улыбкой, —
в ней всё от Бога, неземное.
Пусть память только оживляет
и да продлит очарование
её небесные черты…
Сизокрылый, долети
Бывает часто у людей:
слова, как… в прорубь!
Но, чудо, голубь ждёт —
почтовый голубь в клюв берёт
конвертик мой
с кусочком сердца и
донести его готов тому,
кто ждёт его
и днём,
и ночью!
и днём,
и ночью!
Сизокрылый, долети!!!
Шрам на сердце
Случилось так,
ты мне крылья обрубила,
решила заменить другою, —
пусть для неё слагать я должен песни…
и обесточив слова волшебство,
исчезла в сумраке сомнений.
Уход в безлюдье,
в каждый вечер – с… новым,
пустою страстью опьянённым,
не доверяя губ губам холодным,
в невольный омут ускользнула,
отдав себя в бесчувственный обман.
А время монотонно бьёт
по памяти,
по гулу чувств и
требованию быть – на счастье.
И имя губы пересохшие твердят,
надеждой наполняя моё сердце…
Бывает так. Увы, случилось…
Ты поскользнулась на гранитной глади
Ушиб, конечно, заживёт —
его затянет новой кожей,
но шрам на сердце у меня
останется бессрочно.
Тепло любимого человека
Она тоже так считает,
что не стоят города
с их
помпезными дворцами
и чугунными мостами
даже родинки её!
Что
