style="font-size:15px;"> Инородный разрушительный объект, однако, вскоре проявил совершенно неожиданные качества. Казалось, что от него и не исходит никакой угрозы – он удивительно быстро ассимилировался в новой среде и стал существовать согласно ее законам, не просто соблюдая их, но и как будто уважая и любя. Ни одна спасительная операция, предпринятая братьями, не была провалена благодаря усилиям этого объекта; наоборот, он снова и снова оказывался на их стороне, не только позволяя Алексею сказать «да», но и расстраиваясь, если тот говорил «нет», иногда опережая его в отворении двери, в которую они барабанили, и не иначе как чудодейственной силой создавая то, чем порой заполнялись под звон стаканов их тарелки.
Невозможно было не заметить и удивительных метаморфоз, произошедших с родной для каждого из них квартирой: резиновые тапки, в которых они спускались или поднимались со своих этажей и заходили к Алексею, перестали вдруг прилипать к полу – одинаково и в коридоре, и в комнатах, и на кухне. Это оказалось настолько неожиданным, что каждый невольно остановился на секунду, не понимая сперва, что заставило его так сделать. Что-то явно было не так.
Как самый догадливый, быстрее остальных сориентировался Ведро. Он, нахмурившись, взглянул на пол и, под недоумевающими взглядами Шамана и Гуся, стал двигать ногой в резиновом тапке вперед и назад, скользя по полу. Затем он несколько раз поднял ногу и вновь опустил. Потоптавшись таким образом, за какие-то десять-пятнадцать секунд он сумел сделать вывод, который разрешил мучительную загадку:
– Каток, упадешь! По-любому Лиза.
Гусь с Шаманом, недоверчиво переглянувшись, затем вмиг отчего-то развеселились, и из коридора до сидящей в комнате Лизы стал доноситься отдаленно походящий на человеческий гогот и вместе с ним страшный грохот: Гусь с Шаманом заскользили, точно по льду, изображая фигурное катание и встречая на своем пути неожиданные преграды в виде шкафов и тумбочки.
Таким образом, объект в кратчайшие строки стал совершенно своим в новом для него мире, не пытаясь изменить его под себя и даже несколько улучшая.
Так и проходило лето две тысячи четырнадцатого года, почти ничем не отличаясь от предыдущего, и тогда все сгустившиеся тучи, все нависшие нехорошей черной тенью угрозы оказались всего лишь пшиком, обманом зрения, и семья зажила, как прежде, и, казалось, бывший в смертельной опасности ее член не пострадал нисколько и покидать семьи не собирался. Вновь ощутилось благостное спокойствие, и земля успокоилась под ногами, и привычный мир не сотрясали страшные изменения.
Лиза же, действительно в первое время чувствуя себя чужеродным объектом, на который и смотрят с подозрением, и желали бы вовсе не видеть, в глубине души не волновалась на этот счет нисколько. Она, как и всегда, невозмутимая и уверенная в себе, делала то, что казалось ей интересным в каждый отдельный момент. Совершенно случайно встретив вдруг столь же свободного и лишенного внутренних
