и, ехидно посмеиваясь, говорили ей четко и внятно: «Тебе ничего подобного не совершить никогда». И только благодаря общей беззаботности и легкости своего характера, сочетавшимся с безграничной и безусловной любовью к себе, Лиза не могла испытывать эту похожую на зависть и недовольство собой крайне неприятную эмоцию постоянно. Она лишь изредка вспыхивала в ней, как, например, при виде четырех книг «Войны и мира», из которых Лиза, приложив немало усилий, справилась лишь с одной, или при чтении особенно проникновенного стихотворения, которое обескураживало красотой и метафоричностью.
Вообще поэзия казалась Лизе волшебством, и только. Не способная постичь таинственные механизмы ее существования, она тем не менее умела по-настоящему чувствовать ее, и «магия слов» никогда не казалась Лизе бессмысленным словосочетанием. Направляемая школьной программой, пабликами ВКонтакте и нередкими разговорами с мамой, женщиной образованной и начитанной, Лиза считала Бродского, Рождественского и Пастернака своими любимыми поэтами. На одноклассников, скатывающих бумажные шарики и щелчком направляющих их друг в друга в то время, пока у доски кем-либо рассказывается выученный наизусть стих, Лиза, неконфликтная и открытая, не смотрела ни свысока, ни с ненавистью. Она почти и не замечала их.
От чтения стихов она иногда начинала плакать, сама не желая того, и испытывала мучительную необходимость с кем-либо поделиться той красотой, которая, без преувеличения, разрывала ей сердце. Наслаждаться искусством в одиночестве было равносильно пытке, но в те времена окружение Лизы едва ли могло разделить все ее волнения.
Однако это ничуть не расстраивало Лизу, переключающуюся с одного вида деятельности на другой легко и в одно мгновение, как перелетает с одного цветка на другой бабочка.
Так проходило полное легкости и свободы последнее, полудетское еще, школьное ее лето. Мельком Лиза, отвлекаясь от веселья и беззаботности, успевала иногда заметить, как стремительно лето неслось, и тогда, удивительно точно копируя Чеховских женщин, но еще и не подозревая об этом, она вздыхала и восклицала, как быстротечна и мимолетна жизнь и как этого жаль.
Чтение романов и волнующая душу поэзия чередовались с открыванием пивных бутылок зажигалкой в обществе Гуся и Шамана, приходивших в восторг от подобных Лизиных навыков. Разговоры с мамой о литературе и истории – о последней Лиза предпочитала слушать, нежели говорить, поскольку сказать ей было положительно нечего – сменялись пыльным, заваленным невообразимыми какими-то предметами, покрытым пятнами диваном на другом конце города и комнатой, задымленной так, что становилось не видно даже и дорожного знака на стене, который в первое время так веселил Лизу. Редкие походы в театр уступали место походам к палаткам и в дешевые продуктовые за теми мелочами, на которые хватало денег.
Деньги появлялись из воздуха и исчезали, как будто растворяясь
