произнес Атлас, догадавшись, что смазчица попросила у него закурить, чтобы приглядеться к нему: мало ли кто тут шастает. Теперь голос ее звучал почти дружелюбно, без насмешки и настороженности.
Он забрал вещи, и они пошли.
– Тебя как зовут-то, служивый?
– Вениамином… Веней. А тебя?
– Ритой.
– Очень приятно.
– Приятно, нет ли, а что есть, то есть, – со вздохом произнесла Рита. И вдруг спросила: – А ты не еврей?
– Еврей. А что?
– Да так, ничего. И жена у тебя тоже еврейка?
– Тоже, – произнес Атлас и остановился.
– Ну, чего ты встал? Идем. Я это к тому, что очень уж немец тут лютовал по отношению к евреям. А местные им помогали. Сейчас кого НКВД забрало, кого выслали, а многие в горы ушли, бандитничают. Одну войну изжили, другая началась.
– Ничего, осилим, – машинально произнес Атлас, а у самого внутри все сжалось и опустилось.
Они шли темным пустырем по натоптанной тропинке, посыпанной шлаком, – Рита впереди со своим фонарем, Атлас следом. Молчали. Где-то совсем рядом пролегала железная дорога, стучали колеса идущего поезда, пыхтел паровоз. Дома попадались редко, и те едва угадывались в темноте. Дождь то припускал, то едва моросил. За все время они не встретили ни души. И ни одна собака не подала голоса. Город точно вымер: ни звука, ни огонька. Заборов, которые помнил Атлас, не существовало: пошли, скорее всего, на дрова. Деревьев тоже осталось немного. Где-то приглушенно несколько раз прокричал петух – и это было так неожиданно, что Атлас даже остановился и улыбнулся в темноте. Раньше здесь петухи кричали со всех сторон, соревнуясь друг с другом силой своего голоса.
Домик Риты оказался обыкновенным пассажирским вагоном. Только без колес. Тускло светилось одно из окон в самом начале вагона. Повевало удушливым дымом от горевшего каменного угля в вагонной печке. Рита открыла дверь обычным вагонным ключом, они поднялись по железным ступенькам в тамбур, затем еще одна дверь. Сонный женский голос спросил из купе для проводников:
– Это ты, Ритуля?
– Я, тетя Аня. Вот гостя привела: ему до поезда на Кисловодск переждать надо.
– А и пусть. У нас четырнадцатое свободно. Туда его и определи. А если чаю, так титан еще горячий. Ты-то сама как?
– Нормально. Смену отгорбатила. Сдала военным. До вечера свободна.
– Ох, жисть наша, – проворчала тетя Аня, и Атласу представилась пожилая и обязательно полная женщина, с больными ногами и поясницей.
– Вот, устраивайся, – сказала Рита, отодвинув в сторону дверь четырнадцатого купе. – Где туалет, ты знаешь, можешь умыться с дороги. Только не шибко шуми: люди спят. А я сейчас переоденусь, чаю принесу.
Они пили чай вдвоем из алюминиевых кружек. Рита, оказавшаяся еще сравнительно молодой женщиной, с серыми глазами и милым круглым лицом со вздернутым носиком, принесла три вареных в мундирах картофелины и кусок кукурузной лепешки. Атлас достал
