о службе в каком-то международном корпусе, другие о плантациях и мирном земледельческом труде. А пока что неуклюжие переполненные транспорты покачивались на волнах родного моря.
Но вот показались огни маяков у входа в Босфор. Проходит несколько часов, и все новые русские суда входят под только что поднявшимся над ними французским флагом в заветный пролив. Все высыпали на переполненные палубы. После нескольких дней созерцания бескрайних, холодных и непривычных просторов моря появились зеленеющие берега, зачернела земля, запестрело жилье людей, узкий коридор пролива разукрасился развалинами башен, причудливой архитектурой вилл, дач, заводов, местечек. У каждого при этом копошились самые простые мысли: «живут же люди», «вот бы высадились здесь, поработали бы, пожили бы, а там и в Россию». Из большого здания под американским флагом кричат «ура», машут платками; кричат и с пароходов, и уже думается, что Америка готова приютить беглецов.
Берега пролива становятся все ярче; замелькал уже трамвай; впереди пестрят мачты судов.
Пароходы подходят к Царьграду.
Развертывается широкая прекрасная панорама Константинополя, видна Святая София.
Прошли по рейду мимо прибывших ранее судов: вот величественный «Генерал Алексеев», а вот и «Корнилов». У трапа появляется знакомая бодрящая своим видом фигура генерала Врангеля. Пароход сразу оживает какой-то радостной энергией. Главнокомандующий здоровается с войсками. Несется единодушное: «Ура!»
То же громкое, долго не смолкавшие «ура» сопровождало Главнокомандующего во время объезда им на катере прибывших судов, многие из которых он посетил. Следует отметить, что пароходы с русскими изгнанниками стали приходить на Константинопольский рейд, начиная с 15 и кончая 22–23 ноября, причем, когда первые суда уже отошли оттуда в Галлиполи («Саратов» и «Херсон» – 21 ноября), суда из Керчи только что начали прибывать. Всего же одновременно более ста русских судов – военных и торговых, крупных и мелких – встали угрюмой, облупленной людьми, голодной армадой на внешнем рейде Константинополя и выкинули флаги: «Хлеба!» и «Воды!»
Это были не только условные знаки и обычные морские сигналы. Это был крик о помощи десятков тысяч людей, запертых в плавучие тюрьмы и воистину не имевших на сегодня ни хлеба, ни воды. Они так катастрофически свалились на голову Константинополю, что, конечно, трудно было ожидать при всем сочувствии к русским изгнанникам с чьей-либо стороны скорой и налаженной помощи. Поэтому первые дни подходили к пароходам какие-то случайные катера и больше наводили справки, чем подвозили продовольствие. Да и то было чисто случайным: то американцы привезут молоко и шоколад детям, то французы сгрузят консервы, то наши русские земцы подвезут в мешках долгожданный хлеб.
А на пароходах продолжалась та же давка, грязь, моральное разложение и общий голод. Международная полиция следила за тем, чтобы русские не съезжали с пароходов.
Вдали
