на тихую зеленую южную улицу.
Успокоил визит на кладбище. Могила отца сохранилась, памятник стоял ровно. Отец был коммунист. Какое-то время мужчина просидел около родной фотографии под красной звездой. Потом отправился в гостиницу. Не спалось, он вышел на балкон и смотрел на ночной город, откуда очень давно уехал в Москву учиться.
«Завтра с утра схожу на рынок и улечу в Москву», – подумал Бекетов, принимая снотворное и выключая телефон, по которому все время звонили проститутки.
Идти больше было некуда. Дом, где он вырос, не сохранился. Вместо него был построен большой автомобильный магазин. Во дворе, где они играли, стояли «Пежо», «Рено» и прочие разноцветные никелированные красавцы. Абрикосовые деревья сада вырубили. Их заменил павильон «Макдональдса» с запахами пережаренного масла. Дом напротив, где жила первая любовь Света Жукова, был полностью куда-то переселен, и в нем располагалась районная управа.
Оставался только центральный городской рынок. Большой и шумный, он напоминал о себе широким рядом каменных павильонов и открытой площадью, заставленным деревянными столами, на которых грудами лежали яблоки, груши, помидоры, огурцы и еще много яркого и разноцветного, заставляющего восхищенно удивляться всему великолепию природы. В молочном павильоне среди головок сыра и банок кислого молока Бекетов всматривался в лица продавщиц. Нет ни одного знакомого лица! В павильоне «Птица» гусиные и куриные потрошки на суп не продавали, но появилось много куриных окороков. Жарко. Захотелось пить. Он прошел открытые торговые площадки и подошел к ларьку с минеральной водой. Мальчик-подросток, радостно покупая бутылку сладкой воды «Буратино», отсчитывал мелкие деньги.
Витек! Витек! – кто-то позвал его сбоку.
Виктор Сергеевич быстро обернулся, услышав свое детское прозвище. В двух шагах от него стоял седеющий человек, с большими залысинами на голове, с животом, висящим над мятыми брюками, и в сандалиях на босую ногу.
– Не узнаешь? Саня я, Саня Ткачев из пятой квартиры!
Он развел руки в стороны, и Бекетов тоже радостно обнял большого, полного мужчину, пахнувшего потом и машинным маслом. Друг детства, из одного дома и двора! Это было наградой за два дня разочарований, грустных воспоминаний и внезапно появившейся тупой боли в левой стороне груди.
Они сели на лавку. Саня был очень рад. В глазах блеснули слезы.
– Витек! Сколько лет, сколько зим! Как ты здесь?
– Да приехал на пару дней по делам, в командировку.
Откровенничать не хотелось, и Бекетов перевел вопрос:
– Ты-то как поживаешь?
Друг детства радостно заговорил:
– Живу понемногу, как все. Завод наш закрыли, работы нет. Подрабатываю то здесь, то там. Дали мне инвалидность. Жене помогаю, она у меня уборщицей в пивном баре работает. Так, на хлеб хватает! А ты инженером работаешь? Им сейчас мало платят!
Признаваться было неловко. Бекетов пренебрежительно
