кивнул завучу, а ей молча указал рукой на свободное место между дверью и вешалкой, где обычно стоят все опоздавшие и провинившиеся. Ведь она была теперь одновременно и опоздавшая, и провинившаяся: прогульщица и бездельница. И ей осталось только стоя у стены ждать окончания урока. И хорошо, что он скоро закончился, – возвестив об этом резким, пронзительным и дребезжащим голосом. Лера почему-то не любила его именно за этот противный звук – она всегда вздрагивала от неожиданности.
Учитель ничего не стал выяснять, например, почему эта ученица не выполнила домашнее задание. Он уже привык к этому… а после уроков написал записку для матери Леры, с просьбой прийти в школу, передав её с отличницей – Людой Сперанской. Он знал по опыту, что нерадивые ученики сами никогда родителям записок не передают, а другие одноклассники передадут обязательно.
Лера намеренно пошла из школы вместе с Людой и почти всю дорогу до дома горячо уговаривала не передавать записку. Потому что мать будет её бить. Люда долго не соглашалась на просьбу Леры. Ведь она тогда не выполнит поручение учителя. А это будет обман.
Какие слова нашла тогда Лера, она уже не помнит. Но только Люда под убедительным напором и от жалости к ней, – ведь Люда была добрая девочка, и её никогда не били родители, – достала записку из портфеля, и, даже не догадавшись разорвать на её клочки, выпустила из рук. Злополучная записка, словно птичка, подхваченная зимним ветром, мгновенно и плавно перелетела через чей-то забор и навсегда пропала в снегу. Таким образом, Люда, не выполнив поручения учителя, спасла подружку от сурового домашнего наказания. Но это была благородная ложь во спасение… Правда, Люда тогда об этом понятии просто не догадывалась.
Избавившись от злополучной записки, девочки попрощались возле калитки. Толкнув рукой скрипнувшую калитку в серой пушистой варежке, Люда побежала к своей родственнице – в тепло и уют. А Лера побрела дальше одна по хмурой зимней стуже. Домой идти не хотелось. Ничего хорошего её там не ждало… По дороге она миновала недавно потухшую печь, где под двухскатной толевой крышей калились промартелевские[1] кирпичи.
Она знала, как там сейчас тепло и уютно. Не раз Лера с ребятами с их улицы пережидали бурные летние грозы, или коротали осенние ненастья, рассказывая друг другу страшные сказки и разные истории. Правда, там находился строгий сторож, который гонял ребят от печи. Ведь когда печь гасили, в ней долго ещё сохранялась высокая температура, и даже можно было угореть. Только через несколько дней сильный жар спадал, а солома внутри кирпичей выгорала и выветривалась с угаром. Тогда сторож был уже не такой сердитый, и можно было сидеть на печи под её крышей без опаски.
Лера украдкой заглянула внутрь узнать, на месте ли сторож, чуть-чуть раздвинув грубый брезентовый полог с прорезью в середине, который с торца защищал кирпич от внешней сырости. Через этот полог попадали и рабочие, которые укладывали кирпич в печь для обжига. Потом засыпали его ровным слоем земли, в несколько
