о слежке и непременно снова что-то выдумает, в этом шотландец не сомневался. Но, если по части новой импровизации Годелот вполне полагался на друга, то сам тоже мог внести свой вклад.
У него теперь водились деньги, которые на полном довольствии ему были почти не нужны. Более того, жалованье Годелоту платил их общий враг. А потому шотландец решительно положил в карман три серебряных дуката и собирался заставить Пеппо их принять, даже если придется снова швырнуть в него подсвечником.
С этой здравой мыслью шотландец раздраженно сбросил сапоги и погасил свечу, заранее зная, что заснуть удастся нескоро…
…Воскресенье настало в свой отведенный срок, но на сей раз Годелот не спешил умчаться из особняка. Он нарочито засиделся за завтраком с рыжим остряком Карлом, который знал больше фривольных баек и похабных анекдотцев, чем сторож публичного дома. Нахохотавшись до слез, он распрощался с однополчанином и вразвалку двинулся к черному ходу, за полмили являя собой вящую безмятежность человека, которому некуда торопиться.
Дойдя до моста, он снова подошел к цветочнице и долго выбирал букет, в охотку пофлиртовав с разрозовевшейся девицей. В конце концов, если за ним снова кто-то тащится, нужно поддерживать прежний образ солдафона-волокиты…
…Еноту сегодняшняя прогулка нравилась не в пример больше предыдущей. Сегодня мальчуган никуда не бегал, чинно вышагивал вдоль лавок, глазел на девиц и вел себя, как подобает приличному вояке в выходной. Новый букет Енота не смутил, он уже принял меры.
Опередив шотландца на полчаса, подзорщик пришел на площадь Мадонны делл'Орто и снова уселся в тени – сегодня он был в грязной блузе, с перемазанным сажей лицом и корзиной угольщика. Минут через десять к нему бочком подошел юркий оборванец лет двенадцати:
– Здорово, Енот, – простуженно пробубнил он, – того, сбегал я, куда ты велел.
– И чего? – осведомитель покосился на мальчишку, словно тот просил у него подаяния.
– А чего, все тихо. Сидит девица в лавке, никуда не собирается. Но принаряженая, и глаза грустные. Может, отец на свиданку не пускает. Маргаритки в горшочке стоят, завяли совсем. Я ей эдак невзначай, мол, а чего цветы сухие стоят? А она как зыркнет! И аж кошкой шипит – тебя, умника, спросить позабыла! Забирай, чего купил, да проваливай! Ох и ведьма! – в голосе оборванца звучало почти восхищение.
Енот хмыкнул, бросил мальчишке медяк, и тот мгновенно растворился в ближайшем переулке. А вскоре появился и Мак-Рорк. Держа в руках цветы, он пытался шагать по площади с прежним куражным видом, но не умел скрыть беспокойство, все чаще поглядывал на башенные часы и озирался.
Енот уселся поудобней и приготовился смотреть в оба…
…Годелоту казалось, что плиты жгутся прямо сквозь подметки сапог. Народ прибывал, площадь набухала шумом, в толчее все труднее было высматривать друга и уж совсем невозможно
