этой формой и землю. Но поглядите на снежную круговерть. Любая снежинка состоит из шести расходящихся лучей, причём каждый из них может разделяться только на всё те же шесть более мелких лучей, и так до бесконечности. Никто никогда не видел других снежинок. Есть основания полагать, что эта фигура носит не менее идеальный характер. Похоже, именно здесь и скрыта sexta essentia.
– Это очень важно, – вежливо сказал Жорж. Я хотел ещё пуститься в объяснения, почему снежинка плоская, мысленно рисуя в воздухе кристаллическую структуру льда, но атмосфера кафе не располагала к длительным рассуждениям. Мой зонт после недавнего противостояния стихии отдыхал в углу, а пальто коллеги взмокло от растаявшего снега, так что предметно рассмотреть фрактальную структуру снежинки можно было лишь выйдя наружу, чего делать отнюдь не хотелось. Чугуниевый, дитя прогресса, интересовался данным вопросом ещё меньше, чем количеством посетителей заведения.
– Самое интересное, что в центрах узлов лучей снежинки вполне можно поместить додекаэдры вселенных. Прекрасный универсум получится. – Не удержавшись, я улыбнулся. – В особенности если посмотреть на это дело сквозь решётку нашего окна.
Собственно, решётка и была единственным наблюдаемым объектом из полуподвального кафе – остальной мир скрылся в ниспадающем снегу.
– И здесь я с вами соглашусь, – заметил г-н Павленко. В отличие от меня, он сегодня больше внимания уделял сперва купатам, затем чохохбили с гарниром из тушёной капусты.
Двери в нашу вселенную открылись, и, топая ногами и отряхивая шубу, вошла девушка – а, так это же наша знакомая. Я помахал ей рукой, а Чугуниевый, на миг отвлёкшись от своего занятия, внезапно покраснел и уткнулся носом в книгу. Дама была не одна, и вновь прибывшие проследовали за отдельный столик. Мы с Жоржем переглянулись; в его глазах искрилась ирония, и если был бы изобретён прибор, переводящий мимику людей в словесную форму, то фонд мировой мимографии мог бы пополниться говорящей игрой взглядов, пробуждающих память о занятной истории.
Я: «Коллега, будьте милосердны». Откидываюсь на спинку стула и с невольным удовольствием ныряю в реку воспоминаний.
Жорж: «Смех смехом, но, в конце концов, Чугуниевому это пошло на пользу». Барабанит пальцами по столу и с разбегу плюхается рядом со мной.
Чугуниевый: «Procul este, profani».13 Сосредоточенно листает Пушкина. Наблюдает круги на воде.
А дело было так. Г-н Павленко исследовал чувство симпатии. Конечно же, невозможно все опыты ставить на себе, да он к этому и не стремился. Идея эксперимента заключалась в развитии симпатической связи между подопытным (на месте которого оказался Чугуниевый) и каким-нибудь предметом, с тем, чтобы в дальнейшем оценить характер и меру проявления этой самой связи при сближении либо отдалении объектов, при попадании в зону видимости, слышимости, обоняния, осязания, возможно вкуса, при изменении свойств предмета и так далее.
Прочь, непосвящённые (лат.).
