некстати звонок…
– Ну, счастливо тебе заседать…
Из ступора Марию вывел звонок Элки.
– Спекся голубчик! Деваха его губки поджала… Недовольные они, что трахаль ейный супруге своей постылой три минуты уделил… Уговаривает ее сменить гнев на милость… Ручки целует, мерзавец… Нет, давай я все-таки к ним подсяду, поинтересуюсь, как его поджелудочная поживает, что нового у Ленки с Алексом, не научился ли уже Лешик слову «деда»…
– Прекрати. Скажи лучше, как она выглядит?
– Да глиста в обмороке. Худущая – ребра светятся. Ласты размера сорокового. Зубки беленькие, аж голубенькие, из добротной металлокерамики. Челка прямая короткая, а-ля гейша. Лет двадцати пяти, не больше. Ленке вашей почти ровесница.
– О Господи…
– Короче, инфу ты получила. Потребуется совет – звони.
В трубке раздались короткие гудки. Маша с трудом поднялась с ящика и медленно, как сомнамбула, двинулась в супружескую спальню. Дойдя до кровати, упала навзничь.
3
Вот и все – вышла в тираж. Куку в его сорок пять – «еще», а ей в ее сорок – «уже». Странно, как она не заметила перемен в их с Олегом отношениях… А ведь они уже лет сто не ездили вместе на отдых, не ходили в театр, парк или ресторан. Праздники отмечали в кругу общих родственников, скучно и безлико, с повторяющимися из года в год анекдотами, тостами и песнями. Кук давно уже не делился с ней своими рабочими проблемами, не интересовался ее делами. Чужие глаза, дежурные фразы о хозяйстве. Вялый супружеский поцелуй в щеку. Говорят, брак разваливается тогда, когда супругам нечего сказать друг другу за завтраком. Это про них: две-три фразы о Ленке с Лешиком и – «дела, мать, дела…».
Когда же они спали вместе в последний раз? Вернее, спят-то они до сих пор. Именно спят, ибо в последний раз Кук проявлял к ней сексуальный интерес года два назад. Да и то сексом эту мышиную возню можно назвать лишь с большой долей условности. Секс давно у них превратился в супружеский долг, а затем и в справление нужды. Никакой любви, игры, обольщения, никаких прелюдий и даже минимальных ласк, никаких поцелуев и лживых комплиментов. Чистая механика, напористая и торопливая, как с надувной куклой. За всю их скудную интимную жизнь Кук ни разу не отступил от привычной ему рабоче-крестьянской позы, называемой в народе бутербродом. Мария с нездоровым интересом, граничащим с изумлением, слушала, как ее подруги Ёлка с Татьяной обмениваются своим сексуальным опытом, и недоумевала, как эти вполне приличные женщины могут быть такими развратными. «Развратом ханжи называют секс, в котором они не участвуют, – смеялась над ее наивностью Ёлка. – Запомни, тетя из аула: „Чем выше интеллект, тем ниже поцелуи“!». Мария запомнила и даже попыталась однажды применить эту мудрость на практике, но Кук, вытаращивший на жену сонные глаза, как плетью хлестнул: «У тебя что, под старость башню заклинило?». Больше она к этой теме никогда не возвращалась – осознала, что перестала быть для мужа желанной женщиной, превратившись сначала в «мать»,
