я стала мальчиком, значит, мне надо с мальчиками дружить. А они весь день мяч гоняют, в футбол играют. Им не до меня. Вот только на воротах стоять никто не хочет. Вроде бы и считались, и жребий тянули, и монетку бросали, но на воротах стоять ни в какую, вплоть до драки. И тут я подвернулась.
– На воротах стоять будешь?
– Буду.
Сколько я пропустила мячей – неважно. Сколько раз получила по голове – плевать. Зато пять раз поймала мяч и под конец игры стала заправским вратарем.
Потом мы с мальчишками поехали на трамвае на другой конец города купаться на теплом канале. Там все мальчишки стянули с себя трусы, и я свои тоже… Оказалось, что у мальчишек письки болтаются, в отличие от моей. Сережка Куртиков сказал, что это потому что я девчонка. Но Юрка Ганькин меня успокоил:
– Это потому, что у тебя вся сила в косы ушла. Косы обрежь – писька вырастет.
Господи! Что же делать? Ведь мама всем говорит, что после того, как я разорила семью своими выходками, у них одно богатство осталось – мои косы. Это ж, если я еще и косы обрежу, меня пуще, чем за марки и бабушкину муфту лупить будут. Тут уж никакая Зоя Космодемьянская не спасет – угробят! С досады я чуть не заплакала. А потом и говорю:
– И ни к чему мне такая писька! Я буду мальчиком без письки. Мне бы главное – потом в дяденьку вырасти, чтобы у меня получился красивый мужской голос, который называется ба-ри-тон!
Никто из мальчишек возражать не стал, и мы пошли купаться.
вся сила в косы ушла
Купальщики
И стала я мальчишкой, для других мальчишек своей в доску. И зажила заправской мальчишеской жизнью. Все лето, с мая, мы мотались на теплый канал. А без трусов купались из чисто практических соображений. Плавать в теплом канале, всем нам было строго запрещено. Туда стекали сточные воды города и прилегающих заводов, таких, как Кузнецкий алюминиевый и металлургический комбинаты. И если на тебе обнаружат мокрые трусы – ты попался с поличным, как теплоканальный купальщик. А еще на канале, когда открывались и закрывались шлюзы для очередного сброса воды, возникали такие воронки, в которые могло затянуть даже взрослого. Но ребятне все было нипочем.
Мы уже сидели на берегу, обсыхая на солнышке, а Юрка Ганькин все еще рассекал водное пространство, демонстрируя свой безупречный кроль, который с нашими «саженьками» ни в какое сравнение не шел. А потом его не стало. Сначала мы решили, что он просто нырнул и терпит под водой до последнего, чтобы напугать нас. Но Юрка больше не всплыл ни-ког-да.
В свой двор мы вернулись притихшие и напуганные. Все, молча, разбрелись по домам.
Я забилась под рояль и тихо плакала. А по двору бегала Юркина мать и звала его ужинать.
Ночью меня терзали кошмары. Кто-то бежал за мной, а я, не успев, как следует разогнаться, чтобы улететь, падала носом в прибрежный
